Надо было идти дальше, но так, чтобы не испортить взаимоотношений с США.

Мы прямо говорили американцам: несмотря на санкции, мы намерены развивать отношения с Ираном, для нас это жизненно важно. С соседом всегда легко поссориться, но потом гораздо труднее помириться. Наверное, причина этого кроется как в завышенных ожиданиях соседей друг от друга, так и в накопленных исторических обидах, которые часто вызывают неоправданно сильные эмоции по любому поводу.

Изначально мы с Ираном задумывали несколько крупных совместных проектов. Первая наша договоренность касалась строительства электростанции на реке Аракс, в приграничной зоне. (К сожалению, этот проект так до сих пор и не реализован.) Однако главными стратегическими задачами мы считали создание железной дороги и прокладку газопровода Иран – Армения. Эти две задачи напрашивались сами. Ненормально, когда у двух соседних стран нет железнодорожного сообщения. Точно так же ненормально, когда из Ирана, богатого углеводородами, в Армению, где их нет вовсе, не ведет ни один газопровод и нефтепровод.

Железная дорога имела важнейшее значение, но требовала несоизмеримо более высоких затрат, чем газопровод, поэтому я решил, что именно с этого проекта и надо начинать. Успешное его внедрение станет хорошей стартовой площадкой для того, чтобы затем перейти к более сложному проекту – железнодорожному.

Итак, мы сделали выбор, и с этого момента началась целая эпопея.

Мы во всеуслышание заявляли о наших планах по инфраструктурным проектам с Ираном. Заявляли не оправдываясь, а, напротив, ожидая активной поддержки Евросоюза, США и международных финансовых институтов. Ведь чем больше в регионе газопроводов и других коммуникаций, тем больше здоровой конкуренции, а значит, и рынка. Как может либеральный Запад быть против рынка? Я начал затрагивать эту тему в переговорах с Брюсселем, МВФ и Всемирным банком, чтобы все постепенно к ней привыкли. Наши аргументы были настолько понятными и очевидными, что никто нам не возражал, но и энтузиазма – впрочем, по вполне понятным причинам – мы не замечали. Американцы же реагировали снисходительно-сдержанно: «Пусть армяне помечтают».

Впервые я всерьез обсудил тему инфраструктурных проектов с президентом Хатами во время моего первого визита в Иран в декабре 2001 года. Встретили меня там тепло, а Хатами оставил впечатление обаятельного интеллектуала, прекрасно понимающего сложившуюся вокруг Ирана ситуацию и готового искать из нее выходы. Меня приятно удивили его открытость и философское восприятие религиозных и этнокультурных различий с западным миром. Мы обсудили пути наращивания экономических связей и проекты, лежащие в их основе.

Перед визитом я постарался как можно больше узнать о культурных особенностях Ирана, хоть у меня и был опыт общения с иранцами еще с Карабаха. Я обдумывал, как совместить мою прямолинейность со специфической обходительностью персидской культуры, как не оттолкнуть собеседника манерами, которые в наших странах воспринимаются по-разному. Перекидывание одной ноги на другую во время переговоров, сжатый кулак с оттопыренным большим пальцем для выражения восторга – совсем не то, что стоит делать в Иране. Любопытно, что многие жесты, активно используемые американцами, имеют противоположный смысл в персидской культуре. Обходительность иранцев может стать предметом искреннего недопонимания. Уважая собеседника, они отказывают ему таким способом, который европейцы могут счесть согласием. «Да» и «нет» имеют множество оттенков, которые существенно меняют смысл сказанного.

Не знаю, помог ли мне этнокультурный ликбез, но контакт с Хатами получился хороший, и продолжился он его ответным визитом в Армению. Мы принципиально договорились о реализации крупных инфраструктурных проектов и собирались переходить к практическим действиям. Договорились о строительстве второй линии электропередач и сдали ее в эксплуатацию в конце 2004 года. Иранская сторона финансировала строительство в обмен на поставки электроэнергии из Армении. Но главным приоритетом, конечно, стал газопровод. Сидеть на одной газовой трубе, идущей из России, – неправильно в плане как энергетической безопасности, так и возможностей для рыночного формирования цен на газ. Я очень хорошо помнил, как за годы войны в Карабахе газопровод, идущий в Армению, взрывался 28 раз. Он тянулся к нам из России по территории Грузии, где проходил через участок, заселенный азербайджанцами, и именно там, на этом участке, его многократно взрывали. Каждый раз на его восстановление уходило несколько дней. Этот период становился тяжелым испытанием: страна, и без того живущая в энергетическом кризисе, переходила в режим крайней экономии. Все, кроме самого необходимого, отключалось ради экономного расходования газа из запасов подземного хранилища. Вся страна в ужасе ожидала, что вот-вот остановятся хлебозаводы, и каждый раз газа хватало впритык. Газопровод оставался вопросом национальной безопасности: ведь никто не мог гарантировать, что война не повторится.

Я предложил американцам сделать газопровод совместным проектом. Привел множество аргументов, от рыночных до геополитических. Выдвинул идею создать консорциум с Ираном и Россией – хотел показать, что этот проект для нас не является политическим: он необходим для жизнедеятельности и безопасности Армении. Я говорил: мы все равно найдем возможность реализовать проект, так давайте работать вместе! И тогда, может быть, благодаря совместной деятельности начнется сглаживание острых углов и в ваших отношениях с Ираном! Теоретически проект мог заинтересовать американцев хотя бы потому, что их сильно раздражала монополия Газпрома, который к тому же считался убедительным российским инструментом влияния на окружающие страны. Позиция США была для нас важна и еще по одной причине: мы рассчитывали поначалу получить деньги на проект в крупных западных банках.

Американцы выслушали меня и вежливо сказали: «Да, мы понимаем вашу озабоченность. Да, ваши аргументы весомы. Но… мы не можем принять участие в этом проекте по известным вам причинам». Получив от американцев отказ, я ответил: «Ну, тогда я просто надеюсь, что вы хотя бы не будете нам мешать». Они повторили, что все понимают: любая монополия действительно нежелательна, – и обещали, что не будут чинить нам препятствий.

Параллельно мы начали переговоры с российским Газпромом. Я встречался с его руководством, говорил, что газопровод из Ирана важен для нашей страны, и предлагал им принять участие в строительстве. Они вроде прямо не отказывались, но отвечали расплывчато: «Да… вообще-то это интересно…» Поскольку помимо слов ничего не происходило, никакого движения в сторону реализации проекта не возникло, я понял, что это отказ. Очень вежливый, но – отказ. Впрочем, понятно: зачем Газпрому еще одна труба? С чего это они будут создавать конкурента самим себе?

Закончились наши переговоры на том, что я сказал:

– Мы были бы рады, если бы вы присоединились к нам. Но – нет так нет. Примете вы участие в проекте или не примете, мы все равно его осуществим.

Результат был предсказуем. Я ожидал получить отказ и от Газпрома, и от американцев, но считал