Нынешнее ослабление идеологии государственного патернализма в среде самых продвинутых групп населения (с осознанием подавленных возможностей политического участия) легко допускает сочетание потребительского гедонизма с готовностью уживаться с авторитарным режимом. Другими словами, идет общая ювенилизация жизни (в том числе инфантилизация коллективной, публичной жизни). Это не развивающееся общество, а общество повторяющееся, воспроизводящее механизмы интеллектуальной и моральной самокастрации.

«Политика» в России всеми участниками взаимодействия общества и государства воспринимается как сфера легального господства, монополизированная номенклатурными группировками или кланами высшей бюрократии, закрытая для других групп и контроля со стороны общества. Хотя это господство, несомненно, имеет легальный характер, но оно далеко не всегда и отнюдь не всеми в обществе признается в качестве легитимного. Расхождение легальности и легитимности носит принципиальный характер применительно к постсоветской действительности, как бы парадоксально это не выглядело, с точки зрения веберовской концепции господства. Призрачность или фиктивность разделения ветвей власти (при полном доминировании вертикали власти во главе с президентом над парламентом и судебной системой, узурпировании президентом полномочий всех других ветвей власти) означает, что право (как конституционное, так и гражданское, хозяйственное или уголовное) оказывается инструментом манипулирования (например, инспирированных уголовных процессов, за которыми скрываются политические расправы[256]), реализации корпоративных или групповых интересов, административного произвола, но также и составной частью технологии самолегитимации власти (путем пропаганды, управляемых выборов, зависимого суда и других органов принуждения). Перманентное подавление контроля общества над властью предполагает отсутствие механизмов привлечения к ответственности держателей власти (несменяемость высшего руководства – лишь частный пример)[257]. Российская власть (в сравнении с прежней «советской», конца 1970–1980-х годов) расценивается как лишенная качеств «справедливости» (в среднем такое определение по отношению к путинской системе выбрали всего 3 %), «честности» и «порядочности», то есть как корыстная, беспринципная и коррумпированная (в последнем случае так считают более половины опрошенных). «Законной» ее назвали в среднем лишь 12 %, причем доля таких ответов заметно упала с 2008 года: с 21 до 8 %; советскую власть – от 32 до 22 % (табл. 20.2).

Таблица 20.2

Назовите, пожалуйста, качества, по вашему мнению, наиболее характерные для прежней, советской власти конца 1970-х – начала 1980-х годов

Без затруднившихся с ответом, ранжировано по 1998 году. Жирным шрифтом выделены значимые варианты ответов.

Восприятие власти как «чужой, далекой от народа» (41–32 %), «несправедливой» (а потому обладающей сомнительной или двусмысленной легитимностью) обусловлено двумя обстоятельствами: первое – эрозия патерналистских иллюзий, разочарование от фактического сокращения путинским правительством объемов социальной поддержки населения, характера социальной политики, а второе – злоупотребление правом, использование судебной и правоохранительной системы исключительно в интересах правящего режима[258]. Власть поэтому признается как безальтернативная, но не оправдываемая, а лишь терпимая своими подданными. Недовольство ею, сдерживаемое страхом и самоцензурой, оборачивается известной идеализацией прежней государственно-распределительной системы (что не означает стремления вернуться к ней, а лишь использование такого приема как условия критики положения дел в настоящем, как основание для негативной оценки политического руководства страны).

Устойчивость подобных мнений свидетельствует о том, что данные опросов фиксируют глубоко лежащую в массовом сознании структуру представлений. С одной стороны, она отражает текущие прагматические оценки моральных и функциональных качеств и свойств российских политиков, с другой – особенности коллективной идентичности, то есть тип организованности сознания, уже не связанный с конкретными обстоятельствами актуальных событий и процессов. Теоретически правильнее утверждать, что накопленный социальный опыт, аккумулированный в структуре коллективной идентичности, определяет механизмы и характер массового восприятия изменчивой социальной действительности. Оценки прежней, советской власти преимущественно положительны: колебания от + 68 % (2012 год – время массовых антипутинских протестов) до 55 % (2019 год), в среднем – по 60 %. Она выступает основанием для критического сравнения действующего порядка с идеализируемым прошлым, наделяемом обратным отсчетом, «ретроспективно», несбывшимися надеждами и ожиданиями. Поэтому, напротив, оценки действующей власти носят преимущественно негативный характер (в среднем – 79 %). Максимум позитивных оценок действующей власти приходятся на волны милитаристских кампаний – 2008 и 2015–2016 годы.