Как только по Венеции пронесся слух о приезде Коринны, всеобщее любопытство было так возбуждено, что каждому захотелось увидеть ее. Когда она шла в кофейню на площади Святого Марка, под аркадами собирались толпы народа, чтобы хоть одним глазком взглянуть на нее, и высшее общество Венеции усердно искало знакомства с нею. Раньше ее радовало, когда ее появление повсюду производило такой эффект, и с присущей ей искренностью она признавалась, что очень любит вызывать восхищение. Гений нуждается в славе; впрочем, каждый человек стремится к благам, если в силу его дарований они ему доступны. Однако при создавшемся положении Коринну пугало все, что противоречило скромному образу жизни, столь дорогому сердцу лорда Нельвиля.

Коринна рисковала своим благополучием, привязавшись к человеку, который должен был вырвать ее из привычной сферы и, пожалуй, даже подавить ее дарования; но легко понять, что женщина, поглощенная литературой и искусством, может полюбить в мужчине именно те особенности и даже вкусы, которые не свойственны ей. Мы так часто докучаем самим себе, что нас не способен пленить человек одинакового с нами склада: должна существовать гармония чувств и противоположность характеров, чтобы из взаимной склонности и вместе с тем из различия родилась любовь. Лорд Нельвиль в высшей степени обладал таким сложным очарованием. Он привлекал сердца своими мягкими, любезными манерами, а приступы мрачного раздражения, порой овладевавшие им, заставляли еще больше ценить его обычную доброжелательность и обходительность. Хотя широта и глубина его воззрений позволяли ему все понимать, его твердые политические убеждения и интерес к военному делу внушали ему склонность скорее к практической, чем к литературной деятельности: он считал, что действия всегда поэтичнее самой поэзии. Он не придавал значения своим выдающимся умственным способностям и говорил о них с величайшим равнодушием. Желая ему понравиться, Коринна старалась подражать ему и начала пренебрегать своими литературными успехами, чтобы больше походить на его соотечественниц, являвших образец скромности и семейных добродетелей.

Однако поклонение, которым окружили Коринну в Венеции, произвело на лорда Нельвиля приятное впечатление. Венецианцы принимали ее так радушно, они так живо и красноречиво высказывали, какое удовольствие доставляет им беседа с ней, что Освальд чувствовал себя счастливым при мысли, что его любит столь пленительная, всеми почитаемая женщина. Он уже больше не ревновал Коринну к ее славе, уверенный, что она предпочитает его всему на свете, и его любовь к ней, казалось, возрастала от похвал, какие ей повсюду расточали. Словно заразившись итальянским беспечным взглядом на будущее, он даже не вспоминал об Англии. Коринна заметила это, и ее легковерное сердце ликовало, как будто перемена, произошедшая в нем, могла длиться вечно.

Итальянский язык отличается от прочих европейских языков тем, что в нем есть несколько замечательных, вполне литературных диалектов. Все они более или менее отклоняются от классического итальянского языка, но на каждом из них можно сочинять стихи и писать книги. Однако полноценными считаются лишь неаполитанское, сицилийское и венецианское наречия, а среди них венецианское слывет самым оригинальным и изысканным. Коринна говорила на этом диалекте с очаровательной мягкостью; и манера, с какой она пела веселые баркаролы, позволяла думать, что она могла бы так же хорошо играть в комедии, как и в трагедии. Ее осаждали просьбами выступить в комической опере, которую группа любителей, принадлежащих к светскому обществу, собиралась через неделю поставить на сцене. Коринна никогда не имела желания познакомить Освальда с этой гранью ее таланта: с тех пор как она его полюбила, ее уже больше не привлекали такого рода забавы; порой она даже говорила себе, что беззаботное веселье может принести ей несчастье; но на сей раз Коринна была в особенно светлом настроении и согласилась исполнить просьбу венецианцев. К тому же и Освальд настойчиво убеждал ее это сделать, и было решено, что она будет играть в «Воздушной деве» — так называлась пьеса, которую выбрали для представления.

Как и большинство произведений Гоцци, эта пьеса состоит из причудливых фантастических сценок, очень веселых и своеобразных. В таких комедиях рядом с властелинами мира частенько появляются Труффальдино и Панталоне{234}. Там много чудесного, но вместе с тем и смешного, и наличие чудес придает утонченность комизму, в котором нет ни тени грубости или вульгарности. Главная героиня «Воздушной девы», или «Семирамиды в молодости», — кокетливая красавица, которую Небо и ад одарили способностью править миром. Воспитанная в пещере, подобно дикарке, но искусная в колдовстве, как волшебница, и властная, как королева, она соединяет в себе природную живость с обдуманным изяществом, воинскую доблесть с женским легкомыслием, честолюбие с безрассудством. Эта роль требует от исполнительницы пылкого воображения и искрометной веселости, связанной с даром импровизации. Все общество единодушно просило Коринну взять на себя эту роль.

Порою судьба жестоко и капризно играет человеком; можно подумать, будто некая сила хочет внушить ему страх, чтобы впредь он слепо ей не доверялся. Это случается чаще всего, когда человек горячо надеется на благосклонность судьбы и счастье как будто уже улыбается ему; как раз в этот момент на него обрушивается страшная беда, и роковые сестры вплетают черные нити в ткань его жизни, спутав все, что он создал своими руками.

Семнадцатого ноября Коринна проснулась, радуясь от души, что вечером ей предстоит играть в комедии. Для первого акта, где она выходит на сцену в образе дикарки, она выбрала себе весьма живописный костюм. Как полагалось по роли, ее волосы были распущены, однако тщательно уложены, выдавая ее желание быть привлекательной; изящно сшитый, легкий и причудливый наряд придавал ее благородному лицу удивительно кокетливое выражение прелестного лукавства. Она приехала во дворец, где ставили комедию, когда все уже были в сборе. Один Освальд еще не явился. Его отсутствие обеспокоило Коринну, и она по возможности старалась задержать начало представления. Наконец, уже выйдя на сцену, она заметила Освальда в темном уголке зала; он был здесь, и после только что пережитых мук ожидания радость ее удвоилась: она почувствовала, как ее вдохновляет веселье, подобно тому как некогда на Капитолии ее вдохновлял восторг.

В этой пьесе чередуются пение и речь, позволяя исполнителям импровизировать реплики, чем прекрасно пользовалась Коринна для оживления действия. Когда она пела, то с особенным блеском подчеркивала итальянский характер арий оперы-буфф. Ее жесты, сопровождавшиеся музыкой, были комичны и вместе с тем благородны, она забавляла, сохраняя достоинство, и ее роль и талант покоряли актеров и публику, хотя она тонко высмеивала и тех и других.

Ах, чье сердце не сжалось бы от боли при этом зрелище, если бы можно было знать, что скоро грянет гром среди ясного неба и ликующая радость сменится горькою скорбью!