— Чтобы бывший белый офицер – и судился с Советской властью? Не-е-ет! Бывший белый офицер остался жив и – спасибо!

— Да что их, нет больше, что ли, бывших белых, среди нэпманов? Их там добрая половина – ничего, судятся! Нет, я вас не извиняю! Я вас за такую мягкотелость, за беспринципность такую – осуждаю, да! До конца осуждаю, да!

И что-то строгое и действительно осуждающее появилось на лице УУР. На добродушном, в общем-то, лице с небольшой слегка кудрявой бородкой.

Ваш отец, Николай Константинович, главный акционер саратовского общества «Волга» – не оставил вам никаких бумаг, никаких завещаний? Как наследнику?

— Никаких.

— Чем вы это объясняете?

— Он был уверен, что меня нет в живых.

— Но вы-то, оставшись в живых, почему не дали знать о себе родному отцу?

— Бывшие белые офицеры не разыскивают родственников. Зачем? Зачем обязывать близких людей тому, чтобы они писали в анкетах: имею сына, имею брата, имею бывшего мужа – бывшего белого офицера... Ныне проживающего... в городе Ауле. Логично?

— Логично... – согласился УУР. – Это – логично. Но после того, как отец ваш умер, не логично ли было сыну побывать в Саратове? Позаботиться о наследстве? Но вы вместо того снова пошли вить веревки! Вот это – нелогично! Это – предательство.

— И это относится к моему социальному лицу? Тоже?

— К чему же другому?

— Тогда объясняю: я больше не хотел быть нэпманом. Я подумал, что обстоятельства благоприятствуют мне, лишая меня «Буровой конторы»! И вот я больше не нэпман, и это, безусловно, к лучшему!

Но тут уже не только что-то серьезное, но и что-то зловещее появилось в лице УУР, только Корнилова это ничуть не смутило – он был уверен в своей позиции и ему было интересно занимать эту позицию против УУР.

— Представьте себе – человек не желает быть собственником?! Этакое русское нежелание. Кого оно не устраивает? Советскую власть? – спросил Корнилов не без ехидства.

— У каждого желания, а у нежелания тем более, должна быть своя логика.

— Я и говорю: русские интеллигенты-разночинцы ненавидели же собственность? А русские писатели? Лев Толстой? А русские нищие, богомольцы и странники? Революционеры? Народники? Ведь вы же народник? А вся русская история...

— Ну, история-то вас не остановила бы. Кого история когда-нибудь останавливала? Тут другое...

УУР мрачнел и задумывался, задумывался и мрачнел, потом пришел к какому-то выводу, потрепал себя за бородку сперва левой рукой, а потом, отложив в сторону карандаш, и правой тоже, а тогда и высказал свой вывод:

— Вы – уклонист, гражданин Корнилов! Вы не верите в нэп! Вы – злостный левый уклонист!

Корнилов несказанно удивился:

— Да уклонение-то от чего происходит? От линии партии! А у меня от чего может быть уклонение, у беспартийного? У бывшего белого офицера? Уму непостижимо! От чего?

— Кто ищет, тот находит. При всех обстоятельствах находит!

— Но если бы я искал, так уж, конечно, искал бы не влево, а вправо – частную собственность искал бы! Реставрации капитализма искал бы! Свержения Советской власти искал бы! Всех грехов искал бы, о которых нынче на собрании любой партийной ячейки говорится! В каждой газете пишется! Но в том-то и дело, что я ничего не ищу, не хочу искать. Не хочу! Не могу! На поиск нужно иметь право и убеждение, а я ни того, ни другого не имею и не признаю за собой!

— Вы – троцкист. Может быть, и меланхоличный, но троцкист, уж это – точно!

— Не может быть! – снова удивился Корнилов.— Нелепица! Захочешь придумать – не придумаешь!

— Ну где вам признаться? Где вам понять, что вы – троцкист, в то время, когда вы – истинно он, больше никто другой! Вы сами себе изменяете, троцкисты тоже сами себе и так, знаете ли, к этому привыкли – ну, как будто по-другому быть не может и не должно быть! Ну вот их программы и заявления возьмите лет за пять – это же сплошные измены самим себе! Они сперва были справа от большевиков вместе с меньшевиками, а нынче они куда как левее! Это они всех более виновны в несчастиях военного коммунизма, а когда нашлось спасение в лице нэпа – они против! Это они народ хотят уничтожить, тот самый, представьте себе, народ, который и совершал революцию! Они без предательства шагу не могут, предательство истины для них истина, она им как хлеб, как теория и как практика жизни, потому что им все национальное, все историческое и даже все естественное враждебно, им нужна р-революционная масса, а вовсе не народы и не исторический опыт. Они будущее представляют как власть: отвлеченных и демонических теорем, выдуманных порочными их умами! Я вам скажу: оттого, что вы троцкист меланхолический и даже добренький, что в вашу теорему входит отрицание нэпа, а в практику – отказ от своих законных, Советской же властью установленных прав на «Буровую контору», от этого вы ничуть не меньше троцкист! Вы и в нэпе тоже ждете предательства – и вот вы отказываетесь от «Буровой»!

— Не понимаю! Допрос? Или – дискуссия? – воскликнул Корнилов.

Он был в полной растерянности:

— И почему это вы одной веревочкой связываете меня с троцкистами? И при чем тут ваша личная точка зрения на троцкизм?

УУР же раззадорился еще больше:

— А потому я вас связываю, гражданин Корнилов, потому на одну веревочку цепляю, что вы отказываетесь от своей «Буровой конторы», а идете вить веревки к неграмотному, к средневековому веревочнику. И это делаете вы – образованный человек и не растяпа! А, глядя на вас, другие что должны подумать? «И нам тоже надо отказаться от своей собственности, пока не поздно, от проявления хотя бы какой-либо личной инициативы и деятельности! И нам нельзя верить нэпу, если такой образованный, такой умный человек – Корнилов – и тот ему не верит?!» А тогда – что же? Сейчас какое создалось положение вещей? Сейчас, в настоящее время, Россию вернуть в капитализм никак нельзя – землю ведь помещикам обратно не отдашь? Фабрик фабрикантам не отдашь? Учредительное собрание и то не соберешь, его ведь надо собирать кому-то, а где оно, это кто-то? Нету его, одна есть реальная сила, большевики, а больше – никого! Значит? Значит, остается одно из двух – либо нэп, либо – военный коммунизм. И вот вы и подобные вам троцкисты нэп всячески компрометируете, губите на корню, и тогда остается