Едва приехав на место крушения, Шейми принялся тщательнейшим образом осматривать периметр, надеясь увидеть следы, оставленные похитителями Уиллы, однако ветер давно все замел.

Шейми поворачивался в разные стороны, всматриваясь в ландшафт и пытаясь понять, что́ могло произойти с Уиллой и где, вероятнее всего, она находится сейчас. Если она попала в плен к турецким солдатам, ее увезли в какой-нибудь гарнизон или военный лагерь. Если же ее захватили бедуины, она могла находиться где угодно.

Шейми велел Абдулу отдохнуть и дать отдых верблюдам, а сам достал из седельной сумки карту Альби. На карте были обозначены известные англичанам турецкие военные лагеря, колодцы, часто посещаемые бедуинами, а также пустынные селения, настолько маленькие, что они не имели названий.

Поскольку само путешествие на восток и осмотр места крушения не дали никаких зацепок, Шейми решил ездить вокруг останков самолета, постоянно увеличивая длину окружности. Может, таким образом он наткнется на следы, тропу или что-то еще.

Он прекрасно сознавал, как мало времени у него остается до возвращения в Хайфу, на новый корабль и сколь велика территория поисков. И как вообще он будет искать Уиллу в этом бесконечном унылом небытии? Ответа Шейми не знал. Это все равно что пытаться найти песчинку в… пустыне.

Абдул, задремавший в тени своего верблюда, не заметил отряда налетчиков, двигавшихся с юга. Не заметил их и Шейми, погруженный в изучение карты. Так продолжалось, пока верблюд Абдула не издал тревожный рев. Но было слишком поздно. Бедуины, кроме одного, спрыгнули с верблюдов и окружили Шейми и Абдула. На них были запыленные белые джеллабы, головные платки и у каждого – кинжал за поясом.

Абдул мигом проснулся и вскочил на ноги.

– Налетчики! Шесть. Очень страшный новость! – выпалил он.

– Об этом я уже догадался, – сказал Шейми. – Что вам надо? – спросил он, но ответа не получил.

Один из приехавших подошел к верблюду Шейми, открыл седельную сумку и стал рыться.

– Эй! Куда полез? Не трогай мою сумку! – сердито крикнул Шейми.

Он бросился к бедуину и тут же ощутил кинжал, приставленный к горлу. Между тем налетчик вытащил из сумки пистолет, патроны и одну из фотографий Уиллы, полученных от Альби. Увидев, что снимков несколько, бедуин вытащил и их, передав содержимое сумки шестому, свирепого вида бедуину, оставшемуся сидеть на верблюде. Похоже, это был их главарь. Главарь осмотрел оружие, потом фотографии и что-то крикнул Шейми. Абдул, как мог, перевел:

– Он спрашивать, почему ты иметь этот картинки. Он спрашивать твой имя.

– Скажи ему, пусть поцелует меня в задницу! – закричал в ответ Шейми. – Пусть вернет мне вещи и убирается отсюда вместе со своей чертовой шайкой воров!

Абдул выпучил глаза и покачал головой.

– Переведи! – потребовал Шейми.

Главарь тоже стал кричать на Абдула, пока тот, дрожа всем телом, не исполнил повеление. Главарь выслушал перевод, кивнул, улыбнулся и что-то приказал одному из своих людей.

Шейми не видел, как тот человек вытащил пистолет, взял за дуло, взмахнул и ударил дерзкого чужеземца по голове.

– Бабуля! Как я рада, что ты приехала! – воскликнула Кейти Бристоу, сбегая по лестнице родительского дома в Мейфэре. – Идем наверх! – сказала она, хватая бабушку за руку.

– Не так прытко, Кейти! Дай мне сначала плащ снять! – ответила запыхавшаяся Роуз Бристоу.

Кейти позвонила ей час назад. Голос у внучки был очень встревоженный. Роуз мигом собралась и приехала.

– Так что стряслось? – спросила она у Кейти. – Ты стрекотала, как пулемет. Я тебя едва понимала.

– С мамой плохо. С тех пор как они с отцом вернулись из госпиталя, она почти ничего не ест. Представляешь? Вот уже две недели! Не спит. Едва разговаривает. Лежит в постели, сжавшись в комок.

Роуз нахмурилась:

– А твой отец куда поехал?

– В Уикершем-Холл. Навестить Чарли. Бабуль, он все перепробовал. Говорил с мамой. Обнимал ее. Приносил ей чай. Даже кричал на нее. Ничего не помогало. Тогда он вызвал из Оксфорда меня. Мои усилия тоже ничего не дают, а уж я перепробовала все мыслимые способы. Бабуля, я просто не знаю, что́ теперь делать. Руки опускаются. Я никогда не видела маму в таком состоянии. Никогда… – Произнеся последнее слово, Кейти залилась слезами.

– Успокойся, Кейти, – сказала Роуз, прижимая к себе внучку. – Разберемся. Твоя мама пережила ужасное потрясение. Ей нужно время, чтобы снова встать на ноги, только и всего. Теперь сходи на кухню, завари себе чай, а я поднимусь к ней.

Взявшись за перила, Роуз стала подниматься на второй этаж. Она еще не успела навестить Чарли в госпитале. Питер жаловался на участившиеся боли в груди, а тут еще эта ужасная инфлюэнца, свирепствующая вокруг. Роуз не хотела оставлять мужа одного, боясь, как бы ему не стало хуже. Джо заезжал к родителям и рассказал о случившемся. Роуз никогда не видела сына таким подавленным и растерянным.

Она прекрасно знала, как больно умеет бить жизнь. Но нет ничего больнее, чем потерять ребенка или видеть, как кто-то из твоих детей мучается и страдает. Когда становишься матерью или отцом, это, как ничто другое, меняет тебя навсегда. Эта перемена не сравнима ни с чем: будь то удачи или несчастья, дружба и даже любовь.

Роуз помнила себя до замужества и рождения детей. Тоненькой, ладной, симпатичной девушкой невысокого роста. И ухажеров у нее было несколько. А ее голова была забита кучей разных глупостей. Ей хотелось иметь побольше разноцветных лент, волосы погуще и щеки порумянее. Она мечтала о красивом платье. О муже, который непременно будет обаятельным и позволит ей тратить карманные деньги на что она пожелает.

Став матерью, она пеклась только об одном: чтобы ни с кем из ее детей не случилось несчастья.

Поднявшись на площадку второго этажа и чуть запыхавшись, Роуз пошла по коридору к спальне Фионы и Джо. Постучалась в дверь и, не получив ответа, вошла.

Ее невестка лежала на кровати. Одетая. Лицом к стене. При виде Фионы у Роуз сдавило сердце. Фиону она знала с самого рождения. Кейт Финнеган была ее близкой подругой. Когда они обе вышли замуж, то жили на одной улице, можно сказать, по соседству. В память о подруге и из любви к Фионе все эти годы Роуз старалась быть для своей невестки матерью.

– И как это понимать, Фиона? – тихо спросила Роуз. – Целый день валяешься в постели? Фиона, которую я знаю с детства, такого себе не позволяла. Почему бы тебе не сойти вниз? Посидишь со мной и Кейти, чайку попьешь.

Роуз присела на кровать и стала гладить Фиону по спине:

– Джо и Кейти с ума сходят, не знают, как еще привести тебя в чувство. Твои младшие совсем заездили бедняжку миссис Пиллоуэр. Мистер Фостер в полной растерянности. Даже собакам не по себе. Никто не знает, что́ им делать, пока ты не скажешь. Давай поднимайся.