— Вот… и наконец, кое-что существенное. У мисс Декстер случился выкидыш, когда она баловалась кокаином. Через год после этого была попытка ЭКО[46]. Неудачная. Она снова делала попытки в 1992 и 1993 годах. К тому времени ей стукнуло сорок, так что пришлось эти игры прекратить. Тут вот что интересно: как говорит экономка, желание иметь ребенка для нее стало навязчивой идеей. В середине девяностых она какое-то время носилась с мыслью об усыновлении, но потом с головой ушла в бизнес… когда у нее, похоже, возникли некоторые финансовые проблемы…

Потрясенная, я смотрела на Роуз Китинг:

— Как же вам удалось все это раскопать? Она только хитро улыбнулась:

— У меня свои методы, дорогая.

Заговорила Мейв Доэрти:

— Тот факт, что у них была связь во время вашей беременности, нам на руку. Тот факт, что он утверждает в письме к вам, будто во время вашей болезни они были лишь друзьями — а у нас есть доказательства обратного, — также играет на нас. А тот факт, что она все эти годы безумно хотела ребенка… что ж, выводы напрашиваются сами собой… — Но затем она подняла голову и взглянула мне прямо в глаза: — Однако я хочу быть с вами честной, Салли. На мой взгляд, хотя-все эти свидетельства важны, они не противоречат и не опровергают те компроматы, которые, имеются у них против вас.

В этот момент мне очень пригодилась бы дополнительная доза антидепрессанта. Я вдруг отчетливо представила, как толкаюсь у консульства Австралии, среди других потенциальных эмигрантов, как заискиваю перед скучающим служащим, объясняя, что мой бывший муж со своей новой женой увезли моего ребенка и теперь мне нужна виза, пропуск в Страну Оз, чтобы видеться со своим сыночком хоть раз в неделю.

— Э… миссис Гудчайлд?

Я вздрогнула и вернулась на землю.

— Вы держитесь, дорогая? — участливо спросила Роуз Китинг.

— Стараюсь.

— Проблема в том, — продолжила Мейв Доэрти, — что до слушания осталось двенадцать дней. А кроме…

— Здесь вмешался Найджел Клэпп:

— Э… Я полагаю, что мисс Доэрти хочет сказать, что… э… ну… если говорить прямо, что нам требуется еще что-то на Декстер или вашего мужа. Поскольку миссис Китинг проделала столь тщательную работу, выясняя обстоятельства жизни мисс Декстер…

— Может, вы вспомните хоть что-то о своем супруге, что нам могло бы пригодиться? — обратилась ко мне Мейв.

— Вы имеете в виду, помимо того, что он все время меня обманывал, а потом говорил мне, что никогда не хотел детей?

— Все же он взял вас с собой в Лондон, когда вы забеременели, — возразила Мейв.

— Даже не знаю. Его жизнь до того, как в ней появилась я, состояла в основном из работы и, возможно, непродолжительных любовных историй. Не могу похвастаться, он не особо со мной об этом откровенничал. По существу, только единственный раз, когда со мной разговорился один журналист в Каире, я узнала хоть какие-то подробности о личной жизни Тони.

В эту минуту я вдруг явственно услышала, как в голове тихонько звякнул звоночек. Мне припомнилась, мелькнула одна фраза из разговора, состоявшегося месяцев семь назад. Тогда, пребывая в смятении, я не придала ей никакого значения. До сего дня. А сейчас, совершенно неожиданно, она вынырнула из глубин мозга и будто встала у меня перед глазами.

— Как вы себя чувствуете, дорогая? — спросила Роуз Китинг.

— Можно мне позвонить?

Я позвонила в справочную Сифорда. Нужный телефон у них был, но человека, с которым я хотела поговорить, не оказалось на месте. Я оставила сообщение на автоответчике, попросив перезвонить мне в Лондон как можно скорее. Затем вернулась в кабинет Найджела и объяснила, почему вдруг сорвалась с места, с кем пыталась связаться, что сказали мне несколько месяцев назад и почему, как мне кажется, это может быть полезным.

— Шансы, конечно, невелики, — говорила я. — Потому что ничего конкретного она мне не сказала. Так, одни туманные намеки. Но есть смысл попытаться понять, что именно она имела в виду.

— Э… вы думаете, что смогли бы найти ее и поговорить? — задал вопрос Найджел Клэпп. — У нас всего двенадцать дней.

Двенадцать дней. Эти два слова так и стояли у меня перед глазами. Я постоянно об этом думала, а еще о том, что Мейв Доэрти говорила правду: если не добыть еще каких-то фактов, суд может вынести решение в пользу Тони. Материалы дела говорили сами за себя.

Двенадцать дней. Я заторопилась домой, в Патни, и проверила сообщения на автоответчике. Только одно — от Джейн Сэнджей, которая сообщала, что вернулась в Англию, но неделю погостит у друзей в Брайтоне, прежде чем вернуться к работе. «Нам нужно как-нибудь встретиться — посидим где-нибудь, поговорим, и уж конечно, я буду на слушании в Высоком суде. От души надеюсь, что вы как-то держитесь, не паникуете…»

Это было трудно. Я снова набрала номер в Сифорде. Опять ответил автоответчик. Я еще раз оставила сообщение. Потом вернулась к работе над книгой о фильмах. Но на сей раз мне никак не удавалось нырнуть в кроличью норку работы и на два часа забыть обо всем, отрешиться от всех тревог. Я то и дело поглядывала на телефон, надеясь, что он зазвонит. Но он молчал.

Тогда я снова набрала номер и снова оставила сообщение. После этого я названивала туда каждые три часа.

Под конец дня телефон зазвонил. Я подпрыгнула. Но это оказалась Роуз Китинг.

— Просто хотела узнать, нет ли новостей, — объяснила она.

— Пока не удалось связаться.

— Продолжайте дозваниваться, дорогая, — сказала она, а я услышала то, что не было сказано: эти новости нам необходимы.

До полуночи я позвонила туда, наверное, еще раз восемь. Спала я урывками, вполглаза, а я пять утра уже сидела на кухне за страницами «Руководства по фильмам». В семь я снова набрала сифордский номер. Ответа не было… Я звонила в десять, в три, в шесть. А когда я снова набрала номер в половине девятого, случилось то, чего я уже не ожидала. Мне ответили. Услышав мой голос, Пэт Хоббс возмутилась:

— Это вы все время названивали мне вчера?

— Мисс Хоббс… Пэт… прошу вас, выслушайте меня…

— Не называйте меня по имени. Я вас не знаю.

— Я жена Тони…

— Черт, это я отлично помню! Вы уже докучали мне тогда, некоторое время назад…

— Мне срочно нужно с вами поговорить.

— Он что, умер или при смерти?

— Нет, но…

— Тогда никакой срочности нет.

— Прошу, позвольте мне объяснить…

— Не думаю, что мне это интересно.

— Только один простой вопрос.

— На который я не собираюсь отвечать, о чем бы ни шло дело. И я прошу больше меня не беспокоить.