— Что ему нужно?

— Он говорит, что у него личный вопрос. Барон поколебался секунду-другую.

— Пусть войдет.

Полицейский оказался коротышкой в сером костюме с манерами чуть ли не ласковыми.

— Вы хотели меня видеть? — бесцеремонным тоном спросил барон. Он знал, как нужно разговаривать с самонадеянными стражами порядка.

— Да, мсье, — извиняющимся голосом ответил инспектор Лебок. — Ночной рейд задержал нескольких проституток с сутенерами, один из них назвался вашим сыном, вот этот. — Он протянул барону фотографию.

Барон долго смотрел на безжалостный полицейский снимок, с которого Роберт отвечал ему жестким вызывающим взором. Лицо худое, изможденное. Сразу видно, что недоедает. Он повернул голову к полицейскому.

— Это действительно ваш сын? — спросил тот.

— Да. — Барон еще раз бросил взгляд на снимок. — Что вменяется ему в вину?

Инспектор, похоже, смутился.

— Жизнь на доходы от проституции. Барон собирался с мыслями. Он как-то сразу почувствовал себя совсем старым.

— Что ему грозит?

— Тюремное заключение, вот что, если не заплатит штраф. Он заявил, что у него нет денег.

— И послал вас ко мне? Полицейский покачал головой.

— Нет, мсье. Он не сказал про вас ни слова. Я пришел, просто чтобы удостоверить его личность.

Сделав шаг вперед, инспектор взял со стола фотографию.

— Благодарен вам за содействие, мсье. Барон поднял голову.

— Какова сумма штрафа? Я оплачу его. Полицейский красноречиво развел руками.

— Я не имею права вмешиваться в подобные дела, мсье, — он изучающим взглядом смотрел на барона, — но у меня есть брат, частный детектив и адвокат, ему можно полностью доверять. Я убежден, что он сможет помочь вам, и без всякой огласки.

— Если вы окажете мне любезность и попросите его позвонить, я буду весьма вам признателен.

— Необходимо также заплатить штраф за женщину. По делу они проходят вместе.

— Понимаю.

Уже в полдень в кабинет барона вошел брат инспектора, почти полная его копия. Мужчины быстро обговорили дело: никаких дальнейших неприятностей ни у Роберта, ни у его подружки не будет. В конце концов, не кто иной, как инспектор, отвечал за тот участок, на территории которого они были задержаны.

Все это случилось почти два года, назад. И с тех пор маленький частный детектив еженедельно приходил в кабинет барона с новостями о сыне и выходил с карманами, набитыми банкнотами. Три недели назад барону стало известно, что заболевшего Роберта отвезли в клинику для неимущих, но прежде, чем он успел что-либо предпринять, Роберт, по его собственному настоянию, из больницы был выпущен. Когда барон прочитал медицинское заключение, ему стало ясно, что сын медленно, но верно продолжает разрушать свой организм. Вот тогда-то барон решил начать действовать.

Дверь в спальню раскрылась. Барон почувствовал, как пустота разлилась по его желудку, но все же он заставил себя поднять голову. Его сын стоял в дверях и молчал.

Охватившее барона чувство жалости мешало дышать. Перед ним был Роберт и в то же время чужой человек. Эта изможденность, эти туго обтянутые кожей скулы, темные, глубоко запавшие глаза — неужели это его сын.

— Роберт!

Роберт не двинулся. Барон не узнал его голоса — странного, хриплого, незнакомого.

— Тебе, что, ничего не передавали? Я же сказал, что не хочу встречаться с тобой.

— Зато я захотел!

— Для чего? — с горечью спросил Роберт. — Чтобы я спас еще кого-нибудь из нацистов.

— Роберт, я хочу, чтобы ты вернулся домой. Роберт улыбнулся. То, что должно было считаться улыбкой, больше походило на чудовищную гримасу.

— Я дома.

— Я имею в виду... — барон вдруг почувствовал себя беспомощным. — Ты болен, Роберт, тебе нужен уход. Ты же погибнешь, если это будет продолжаться.

— Это моя жизнь, — ответил Роберт почти беспечно. — И потом, все чепуха, я должен был погибнуть еще на войне.

Барона охватила злость.

— Но ведь не погиб! А убивать себя, как это делаешь ты, просто глупо. Это детский каприз. Так ты надеешься наказать меня? Чтобы я безутешно плакал на твоей могиле?

Роберт собрался что-то сказать, но отец не дал.

— Я буду плакать, но не по тебе. А по своему сыну. По тому, кем бы он мог стать. В мире так много еще нужно сделать. В нем столько всего, во что ты еще веришь. Сколько добра можно при желании принести! А ты собственными ногами топчешь свою жизнь?! Нет, ты просто испорченный мальчишка, который объявил голодовку из-за того, что папочка отказался играть в его игры.

Взгляда отца и сына встретились.

— Ты можешь не соглашаться с тем, что я делаю, но я, по крайней мере, делаю то, во что верю. Я работаю. И не бегу прятаться в кусты, когда что-то складывается не так, как мне хотелось бы.

Барон подошел к двери и раскрыл ее.

— Я беспокоился о своем сыне, — холодно проговорил он, — но теперь он меня больше не тревожит: у меня нет сына. Мой сын не смог бы стать трусом.

Он сделал шаг за дверь.

— Папа!

Барон обернулся.

— Зайди, пожалуйста, — проговорил Роберт. — Ты прав. Есть нечто на земле, что я хочу сделать.

Барон прислонился к дверному косяку, почувствовав странную слабость в ногах. Он молча смотрел на сына.

— Я хотел бы уехать в Израиль, папа. Мне кажется, там я нашел бы свою цата, вновь почувствовал бы себя нужным людям.

Не сказав ни слова, барон кивнул.

— И еще одно, что нужно сделать в первую очередь. — Роберт повернулся к Дениз. — Ты выйдешь за меня замуж? Она смотрела ему в глаза.

— Нет, — раздался ее чистый и ровный голос. Барон не выдержал и улыбнулся: его сын все-таки вернулся домой.

— Чепуха, — сказал он, ощущая прилив сил. — Конечно, выйдет.

Волна прибоя поднесла Дакса к берегу, и он направился к кабинке, ступая по теплому песку под жаркими лучами флоридского солнца, которое вспыхивало искорками в капельках воды на его теле. Он окинул взглядом пляж, затем повернул голову в сторону бассейна, позади которого стояло большое белое здание — зимний дом семьи Хэдли.

В столь ранний час все вокруг еще спало. Дакс взглянул на часы, лежавшие на столике около кабинки: ровно девять. Он с удовольствием сделал глубокий вдох — еще пару часов можно будет провести в одиночестве. Редко когда кто-нибудь из дома Хэдли выходил за дверь до одиннадцати часов утра. Дакс зашел в кабинку за полотенцем.

Задержался на мгновение у порога, чтобы дать глазам привыкнуть к царящему внутри довольно просторного помещения сумраку, и только тогда заметил лежащую на диване фигуру. Только он рассмотрел копну светлых волос, как девушка села, и Дакс увидел, что одежды на ней нет.