Разговаривая, Джонатан то и дело поворачивал голову, словно кого-то искал; когда же его взгляд упал на меня, лицо просияло светлейшей улыбкой. Он извинился перед собеседниками и стал пробираться ко мне через толпу гостей и официантов с огромными подносами. Мои губы приятно закололо, а когда обнаженной руки коснулись наконец пальцы Джон а тана, тончайшие волоски на ней встали дыбом.

– Мелисса, ты потрясающе выглядишь, – пробормотал он мне на ухо. – Самый восхитительный экспонат во всем музее.

– Не преувеличивай, – сказала я.

– Вижу, ты занята: как обычно, очаровываешь гостей. А мне уделишь минутку-другую?

– Само собой.

– Украду тебя совсем ненадолго. Джонатан положил руку мне на спину – отчего мое сердце забилось чаще – и повел меня прочь из зала и мимо охранников в темных одеждах, которые собрались было остановить нас, но, увидев, что это Джонатан, одобрительно закивали.

– Вообще-то музей уже закрыт, – прошептал Джонатан. Мы быстро шли по коридорам, держась за руку. – Нам не положено вот так здесь расхаживать, но я, хм… поговорил с кем нужно. Я тебя не задержу, – прибавил он. – Просто хочу, чтобы ты кое на что взглянула…

На нем лежала основная ответственность за проведение праздника – я не надеялась даже на то, что у него найдется время оценить мою прическу, не говоря уже об уединении меж саркофагами. Мое сердце стучало все громче – отнюдь не только потому, что, дабы поспевать на высоких каблуках за Джонатаном, идти приходилось возможно быстрее.

Наконец мы пересекли зал, наполненный штуковинами, что выглядели как обычные изделия из фарфора, и очутились в гостиной.

Английской гостиной: с деревянными половицами, буфетами красного дерева и тремя старинными помутневшими зеркалами. Подойдет к такому юная красотка и увидит перед собой жертву проказы. Даже пахло здесь как в здании, охраняемом Национальным трестом. Недоставало, пожалуй, лишь сосудов с ароматическими смесями да древней дамы на стуле, что с укоризной воззрилась бы на мои каблуки. В остальном комната была точь-в-точь, как в старом английском особняке.

Кстати сказать, если бы в ней оказались две собаки, царило бы неиссякаемое напряжение и пахло бы сигарным дымом, ну, еще слышались бы отдаленные крики, она сошла бы за обиталище Ромни-Джоунсов. Меня внезапно захлестнула страшная тоска по родине.

– Боже мой,– пробормотала я. – Такое чувство, что я дома.

– Я знал, что тебе тут понравится. – Джонатан просиял. – Но пойдем дальше, это еще не все!

Вообще-то, подумала я, последовав за ним, я не уверена, что мне тут нравится. Какого черта

эта чудесная английская гостиная делает здесь в Нью-Йорке? Мне вдруг стали понятны чувства греков, что приходят в Британский музей и оказываются среди творений, созданных в Греции.

Джонатан, с трудом сдерживая радость, привел меня в более тускло освещенную комнату, где возвышалась огромная кровать с пологом на четырех столбиках, покрытая ткаными покрывалами, края которых спадали до самого пола. Здесь дополнений не требовалось – казалось, даже если повесишь на окна вместо штор государственные знамена Великобритании, дух в комнате не станет более английским. Грудь сдавило от наплыва патриотических чувств. То была не кровать – настоящее господское ложе!

– Ого! – воскликнула я. – Глаз не оторвать!

– Здорово, правда? – Джонатан обнял меня сзади за талию, и мы оба стали любоваться роскошной кроватью. – Я пришел сюда в прошлом году перед Рождеством, в ту пору, когда переживал весь этот ад… с Синди и разводом. Потому-то я и люблю «Мет». Когда совсем невмоготу, спешишь сюда, и все становится на свои места. Стоит лишь взглянуть на что-то красивое, умиротворяющее или просто… необычное.

– Прекрасно понимаю, о чем ты! – воскликнула я. – Обожаю рассматривать фигурные оковки церковных дверей в музее Виктории и Альберта. Вроде бы грубо, но как красиво!

Не задумал ли он потешиться любовной игрой, мелькнуло у меня в мыслях. Склонить меня к сексу в экстремальных условиях? Наверняка тут кругом сигнализация?

– Когда я пришел сюда в прошлом декабре, страшно мучился внутренними противоречиями. – Джонатан крепче меня обнял. – Теперь, слава богу, все изменилось.

Я прочла надпись на табличке, прикрепленной к спинке кровати. Оказывается, ее доставили сюда прямо из старинного английского дома. Где жила мать Роджера! Грудь сдавила национальная гордость. Возможно, кровать передали музею по доброй воле, тем не менее…

– Я пришел сюда, – продолжил Джонатан, – терзаясь раздумьями: правильно ли я поступаю? Увидел эту кровать, и знаешь что? Вдруг подумал о тебе.

– Ну-ну, только не лги! – воскликнула я с шутливым возмущением.

Джонатан чуть крепче сжал меня в объятиях и тут же немного ослабил руки.

– Я не лгу, глупышка. Я пришел именно сюда, потому что затосковал по тебе, по Лондону, по Англии. Вид кровати меня успокоил, напомнил, как легко и спокойно мне было с тобой. Мной вдруг овладело неуемное желание уложить тебя на такое вот ложе, задернуть полог и забыть о мире вокруг. Кровать истинно английская – сделана на совесть, не абы как, к тому же с каким вкусом! Такое ощущение, что она для сказки, у которой не будет конца. Взгляни: старушка на белом свете целых пять веков.

Я затаила дыхание, не вполне понимая, к чему он клонит.

– Мелисса. – Джонатан повернул меня к себе лицом. Вид у него был самый что ни на есть серьезный, в глазах, как мне показалось, даже проглядывала тревога. – Я и поверить не мог, что когда-то обрету столь огромное счастье. Позволь мне навсегда отгородить нас с тобой пологом…

Поддернув брючину, он опустился на колено и посмотрел на меня снизу вверх.

– Жаль, что прежде я не побеседовал с твоим отцом, но он не отвечает на звонки, и его секретарша не говорит, где его найти. Зато я поговорил с твоей бабушкой, и она дала добро. Мелисса…

Клянусь, я совсем не дышала – не могла, даже если очень постаралась бы.

– Окажешь ли ты мне честь стать моей женой?

Я приоткрыла рот, чтобы ответить, но не вымолвила и слова. По щекам уже текли слезы счастья – безоблачного, в пузырьках шампанского. Я не верила, что не сплю. В буквальном смысле. Пыталась заставить себя принять слова Джонатана, но сомневалась, что они мне не послышались. Он просил меня выйти за него замуж!

На случай, если потребуются доказательства, Джонатан кое-что приготовил – коробочку, что в эту минуту протягивал мне.

– Не совсем подходящее. Ты наверняка захочешь поехать в ювелирный вместе со мной и выбрать что-нибудь по своему вкусу, – сказал он, когда я дрожащими пальцами взяла у него коробочку. – Но я подумал, хм, тебе будет приятно получить подарочек и сегодня.

Я открыла старомодный кожаный футляр и ахнула, увидев изящное кольцо с тремя сапфирами в углублении подушечки из потертого красного бархата. Восхитительная вещь!