Так пересказывает повесть о Граале один из первых писателей, изложивших ее в современной форме, выделяя ключевую сцену первого приезда Парсифаля в замок Грааля. Идея изложить эту сцену как одну из картинок иллюстрированной книжки или плод детского воображения сама по себе выглядит интригующе. Она выражает самую суть сцены средневекового оригинала, будь то «Парцифаль» Вольфрама или «Повесть о Граале» Кретьена: это зримый, живописный эпизод, в котором все в равной мере важно. Когда была написана современная версия этой повести, уже появилась многокрасочная печать, в частности — литография, и подобные иллюстрации в книге производили сильное впечатление. Да и сама тема представляла интерес новизны, правда, в другом плане, и чтобы выяснить, что кроется на этим, мы должны сперва вернуться к филологам и их исследованиям артуровских текстов.

Когда ученые в XVIII в. начали изучать и разбирать уцелевшие остатки средневековых библиотек Европы, поэты и прозаики быстро отошли от господствовавших классических образцов, бывших тогда в моде, и проявили невиданный интерес к «готической» литературе, первозданную «дикость» и естественность которой стали противопоставлять формальным условностям греко-римской классики. Рыцарство и мир воинских подвигов вновь стали привлекательным материалом для беллетристов, но большая часть этой литературы носила скорее фантастический характер, нежели была исторической реконструкцией эпохи Средних веков. Даже такой маститый писатель, как сэр Вальтер Скотт[339], издавший средневековую английскую версию легенды о Тристане, не пытался пересказывать старинные романы, а изобрел вместо этого новый жанр — жанр исторического романа. В Германии, а затем и во Франции восторженный интерес к драмам Шекспира вызвал целую лавину исторических пьес, и начиная с середины XVIII в. залы Английской королевской академии были заполнены огромными холстами, запечатлевшими важнейшие моменты исторического прошлого.

Все это были фантазии, но — на темы истории. И лишь кропотливый труд ученых позволил возвратить читателю памятники средневековой литературы, а авторам предоставил сюжеты средневековых романов как основу для создания по-настоящему оригинальных произведений. Нужны были осовремененные версии и переводы средневековых текстов, а также их переиздания, прежде чем смогли появиться новые интерпретации артуровских тем. Для английских авторов не составляло особого труда чтение произведений Мэлори в оригинале, и в 1816 и 1817 гг. одно за другим появились два издания. Но чтение текстов Вольфрама в подлиннике было сопряжено с серьезными трудностями, а французские романы были доступны лишь в старопечатных изданиях начала XVI в. с трудно читаемым готическим шрифтом. Первое современное издание появилось лишь в 1841 г. Заметное возрождение интереса к легендам об Артуре датируется самым началом XIX в., но первые серьезные работы о Граале появились лишь в 1830-е годы.

Но многие проблемы остались. Сцена, воспроизведенная в начале этой главы, взята из новеллы, представляющей первую серьезную попытку создать современный вариант повести о Граале, основанный на «Парцифале» Вольфрама. Автором этой новеллы был Фридрих де Ла Мотт-Фуке, который, несмотря на типично французское имя, был прусским аристократом. Его роман на средневековый сюжет «Ундина» и другие новеллы с названиями подобного типа, опубликованные в период с 1803 по 1813 г., пользовались огромным успехом. Но по окончании наполеоновских войн вкусы публики резко изменились, и звезда Фуке закатилась, когда новое поколение авторов — тех самых, которых он поощрял и поддерживал, — начало разрабатывать темы и сюжеты, которые мы сегодня называем романтическим направлением. Фуке, по словам поэта Генриха Гейне, «еще глубже погрузился в свои книжки о рыцарстве». В 1815 г. у него возникла идея создания «эпической поэмы о Святом Граале», и в декабре того же года в письме к другу он писал, что «это произведение станет вершиной всей моей поэтической карьеры». Однако этот «эпос» был отложен вплоть до 1831 г. Фуке завершил своего «Парсифаля» лишь в апреле 1832 г., когда подобного рода сочинения давным-давно вышли из моды. Более того, выбранная им форма представляла собой пьесу в стихах или, лучше сказать, драматическую поэму, предназначенную для чтения, а не для сценического представления. Нельзя сказать, что публика вообще утратила интерес к оригинальной литературе: издание «Парцифаля», выпущенное в свет Карлом Лахманном, вышло в свет в следующем, 1833 г., а переводы Карла Симрока и «Сан Марте» появились в следующем десятилетии. Однако поэма Фуке так и осталась в рукописи. Она не была издана при жизни автора и впервые была напечатана лишь в наши дни — в 1997 г.

«Парсифаль» весьма далек от ортодоксального пересказа оригинального текста. С формальной точки зрения поэма очень интересна: Фуке «играет» с разными рассказчиками и ракурсами подачи текста. Сам он фигурирует под именем «магистра Фридриха», а авторский комментарий, сопровождающий поэму, написан в виде диалога с «магистром Вольфрамом», то есть, естественно, Вольфрамом фон Эшенбахом. Эти два «магистра» временами образуют подобие греческого хора к действию по мере того, как историю Парсифаля читает, рассказывает или видит в воображении целая группа персонажей, образующих и его аудиторию. Это был весьма смелый композиционный прием даже по меркам немецких писателей-романтиков, для которых повесть в повести и рассказ в рассказе были обычным делом, и вполне возможно, что именно поэтому издатели отвергли поэму, сочтя ее слишком трудной, даже авангардистской, а вовсе не устаревшей «рыцарской книжкой», как отзывался о ней Гейне. Для современного читателя это произведение — образец впечатляющей виртуозности и колоритной индивидуальности.

Концепция Грааля у Фуке изложена с нарочитой замедленностью. Сначала он предстает как «сосуд, излучающий свет», в сцене, которую мы приводили в начале главы. Объяснение Грааля, данное Треврицентом в «Парцифале» Вольфрама, опущено, и в итоге получилась совсем иная история. В средневековых сочинениях по естественной истории рассказывалось о фениксе, который, чувствуя близость смерти, разжигал костер и сгорал в нем, а затем из его пепла возрождался новый феникс. Вольфрам использовал этот миф в своей версии истории о Граале, и Фуке превратил этот случайный эпизод в центральный момент своего Грааля. Магический камень, название которого волшебным путем будет открыто тому, кто дерзнет записать его, представляет собой нечто вроде линзы, с помощью которой феникс[340] зажигает свой погребальный костер, и «из таких-то камней и сделан Грааль». Охранять Грааль может только особый «христианский орден», ибо святыня исчезает без следа, как только попадает в руки язычников. Поэт Гийо[341], узнавший о Граале в Толедо, не удовлетворяется этими знаниями и отправляется на поиски «света Грааля». Во Франции об этом хранят молчание; в Англии же некоторые, по-видимому, знают о реликвии, но если их спросить об этом, они уклоняются от ответа. В Ирландии об этом поется в старинных песнях, но стоит певцу запеть одну из таких песен, как его тотчас прерывают сердитыми криками. Мы так и не узнаем о результатах поисков Гийо, за исключением того, что о его скитаниях сложена волшебная песня. Так Грааль становится предметом поэтических и рыцарских исканий.