— А как дела у Александры? — Лера выслушала монолог Анны и попыталась сменить тему, чтобы как-то переварить полученную информацию.

— У мамы? Все хорошо! — Анна снова улыбнулась, как будто вспомнила о чем-то приятном. — Она уже два раза ездила в Италию. Словно тянет ее в эту страну. Воодушевилась, настроение великолепное. Кажется, с кем-то там даже познакомилась… А вот у отца плохо. Мама что-то говорила, что он по пьяному делу где-то с корабля прыгал, но его вытащили. Продолжает маме звонить. Кстати, его с работы уволили…

— Девочки, вы не забыли про ребенка? — Жак в который уж раз поднимался наверх, чтобы посмотреть, все ли спокойно в комнате Дианы.

Лера обратила внимание, что на диване вперемешку с игрушками и детскими вещами были разбросаны книжки «Вы и ваш малыш», «Как воспитывать ребенка», «Молодая мама» на русском и французском языках. Лера улыбнулась. Она и представить себе не могла, что Анна так серьезно погрузится в процесс воспитания ребенка. Сама мысль об этом какое-то время назад казалась кощунственной. А ведь у них со Станиславом тоже мог быть ребенок… Лере стало очень грустно.

Проболтав, как это обычно бывало в России, до самого утра, подруги наконец разошлись по разным комнатам. Лера растянулась под теплым шерстяным одеялом и мгновенно уснула. Слишком много впечатлений для одного дня.

Она проснулась утром от детского смеха под самыми окнами. Откинув занавески, она долго смотрела, как Анна и маленькая Диана бегают наперегонки по глубокому снегу, падают, кувыркаются, и даже толстый неуклюжий Жак, весело хохоча, бросает им снежки и резвится, как ребенок. Эта картина стала для Леры сильнейшим эмоциональным потрясением. Она увидела подругу совершенно с иной стороны.

После обеда поехали кататься на лошадях. Анна скакала очень быстро, грациозно держась в седле. Лера — медленно, почти шагом, стараясь не упасть, она еще плохо владела этим искусством. Диана спала, за ней с невыразимой кротостью и заботой приглядывал Жак. Он был категорически против нянь. Для него на склоне лет Диана стала то ли дочкой, то ли внучкой, но существом, которое он принял и полюбил сразу и навсегда, полюбил даже больше, чем своих породистых лошадей, старинную библиотеку и фамильную коллекцию вин. Лера видела, что в жизни этих двоих начался какой-то новый этап, и даже друг с другом они стали общаться по-иному, не как прежде. Кроме взаимного уважения в их отношениях теперь чувствовалась нежность и близость, принесенная в жизнь требовательным маленьким существом, невесть откуда появившимся в этом старом родовом поместье, где уже лет шестьдесят не было детей.

— Ой, Лерка, чуть не забыла! — воскликнула Анна за ужином и выскочила из-за стола. Она вернулась со стопкой газет. — Тут про твоего этого… Вознесенского написано. Ты знаешь, что он сидит уже несколько лет? Это моя мама собирала для тебя… Но не решилась передать сама.

Лера похолодевшими руками взяла газеты и вышла из-за стола. Перед ней запестрели заголовки, в каждом из которых была фамилия Станислава. Статьи обвинений звучали убийственно. Срок заключения казался невообразимо долгим.

— Господь все видит, — тихо обняв подругу за плечи сказала подошедшая сзади Анна, — это ему за тебя, и то мало будет. Ты не горюй, ему ты сейчас точно не поможешь. Небось уже в Москву собралась? Смотри у меня!

— Ты думаешь, не стоит? — Лера подняла на подругу встревоженные глаза.

— А что ты ему скажешь сейчас? Что он скажет тебе? Прошло слишком много времени. Не стоит, подружка. Ты уже отстрадала свое, пусть теперь помучается и он. Скажи мне лучше, ты сейчас счастлива? Только честно.

Лера отрицательно помотала головой и заплакала. Через несколько секунд она пришла в себя и попыталась оправдаться:

— То есть нет, у меня, конечно, все хорошо… Маркус меня так любит. Мы собираемся пожениться, только я еще не знаю когда. Но Станислав…

— Не печалься, — тихо произнесла Анна, — разные люди приносят разный опыт. Может быть, тебе сейчас и не нужна вовсе эта разрушительная, безумная любовь. Посмотри на меня. Могла ли я такое представить? Да я дня без Галы не мыслила. А ведь прошло столько лет… Думала, глупая, что если она умрет раньше, чем я, застрелюсь, не выдержу. Но нет… Все снова изменилось.

— Да, ты во всем права, Ню. Во всем… — Лера уткнулась подруге в грудь и всхлипнула.

В этот момент в комнату притопотала дочь Галы в ярко-красной пижамке и требовательно подергала Леру за руку, привлекая внимание.

— Леа, мне еще не хочется спать, — сказала она, кокетливо опуская длинные ресницы, — почитай мне сказки.

Отказать этому чудному созданию было невозможно. Лера невольно подняла голову и рассмеялась.

— Представь, эта капризница уже любит красное белье, — вслед за ней весело расхохоталась Анна, — отказать ей действительно невозможно. Иди почитай. Только недолго…

Как ни странно, Лера уезжала от Анны в очень хорошем настроении. В старинном особняке семнадцатого века наконец появилась жизнь!

— До свиданья, Леа! — махала ей вслед маленькая девочка с обольстительными черными глазами, сидя на руках у очень бледной, но бесконечно счастливой Анны.

Единственное, что тяжким грузом легло Лере на сердце, — дошедшие до нее наконец из России новости про Вознесенского. Такого развития событий она предположить не могла. Что это? Судьба или снова случайность? Обратная дорога показалась слишком короткой из-за нахлынувших мыслей.

Маркус встретил Леру дома, внимательно заглядывая в глаза. Он словно чувствовал что-то неладное — как-то неспокойно ему было все эти дни. Он нервничал и почти не спал.

Вернувшись в дом, Лера постаралась коротко ответить на все его вопросы, в двух словах рассказала о Диане и, сославшись на дорожную усталость, сразу отправилась спать, не притронувшись к ужину. Ей совершенно не хотелось ничего обсуждать. Чем дальше, тем больше думала она о Вознесенском и о том, как ей быть в такой непростой ситуации.

Из дневника Леры

В Альпах весна. Удивительная, теплая весна. Начали зеленеть луга, сегодня я снова видела радугу — как будто знак свыше, предвестие. Прошло четыре года с такой же точно весны, рассыпавшей знаки. Теперь кажется, что это все так далеко… Сейчас все другое. Вокруг меня другие люди. Маркус очень хороший, добрый, понимает меня во всем. А я все еще думаю о С., думаю против воли, и от этого мне мучительно, горестно.

Когда я узнала от Ню о том, что он в тюрьме, первой мыслью было — лететь к нему очертя голову. Но была и следующая мысль: а что потом? Все у нас с ним уже было: разлуки, ссоры и встречи. И тюремный опыт, наверно, сильно меняет людей. Он стал другим человеком за это время, да и я сильно изменилась. К тому же, если бы он хотел меня видеть, он нашел бы способ дать мне знак. Я не знаю… Мне страшно думать об этом. Здесь почти ничего не рассказывают о России, а когда рассказывают — только плохое. Я не знаю, что там сейчас происходит, что стряслось с С.

Стараюсь жить обычной жизнью, как будто ничего не произошло. Но чем дольше я пытаюсь это делать, тем явственнее ощущение, что я делаю что-то не то, что все мои движения по жизни — суета, а я неизменно упускаю нечто главное. Как будто стою на обочине дороги, по которой проносятся автомобили. Все рядом — надо только шагнуть, но нет возможности сделать решающий шаг, и я продолжаю оставаться сторонним наблюдателем, которому по большому счету абсолютно нет дела до всего происходящего.