- Вот и подготовься. Если подготовишься плохо, это и будет поводом к нашей размолвке, - не оборачиваясь, произнесла Анастасия и открыла дверь, выходя из машины еще до того, как она полностью остановилась.

- Вообще не понимаю я ее ни капли. Или она опасно-расчетлива как Серсея Ланнистер и Санса Старк в одном флаконе, или просто мечется как запущенный ударом шарик в сверкающих внутренностях пинболл-машины, удивляя случайными решениями всех. В том числе и себя. Причем решениями эмоциональными, но принимаемыми с донельзя бесстрастным лицом.

«Ничего ты не знаешь, Джон Сноу» - подсказал мне голосом познавшего жизнь старца внутренний голос.

- Да ну нет, - сразу отсек я предложенный им вариант.

Из машины выходил не торопясь, чтобы ненароком не догнать княжну, задержавшуюся в толкучке при входе в высокие двери гимназии.

Первыми тремя обязательными уроками во вторник значились Социология, Искусства и Философия. И все три часа темой была рассматриваемая с разных углов Божественная комедия Данте Алигьери, и ее влияние на культурное развития человечества. Причем именно Божественная комедия, или просто «Комедия», как она называлась изначально, являлась одной из отправных точек нашего обучения как произведение, определившее культурное развитие нынешнего варианта цивилизации. Остальными двумя книгами были Библия и знаменитый труд Макиавелли, кстати.

Сидя на лекции, я вдруг осознал, что мне неожиданно нравится здесь учиться. Даже несмотря на то, что тяжким грузом висел груз проблем, и, казалось бы, обязательные уроки необходимо просто отсидеть. Но отсидеть не получалось: мне просто нравилась сама организация учебного процесса.

В прошлой жизни за одиннадцать лет пребывания в стенах общеобразовательной школы мне, к счастью, привить отвращение к учебе так и не смогли. Наверное, потому что в силу ряда обстоятельств к школьной программе я относился несколько легкомысленно. Произведения обязательной программы мне заменила классика приключенческой литературы, непосещаемые занятия физкультуры спортивные секции и дворовый футбол в хоккейной коробке, а такие же непосещаемые уроки информатики толкучка на блошином рынке, где я собирал свой первый 486-й. Как заменил изучение предмета «иностранный язык» лучше, наверное, даже не упоминать в приличном обществе.

Наверное поэтому после окончания школы я – несмотря на тройки в аттестате, мог в отличие от подавляющего большинства сверстников мог подтянутся более десяти раз, вполне прилично общался на английском и читал классику с неподдельным интересом, а не из-под палки.

К сожалению, после выхода во взрослую жизнь меня повсеместно окружали люди, которым школа нанесла непоправимый урон. Люди, которым сложно было заставить себя не только выучить базовый английский, но и осилить инструкцию к новому телефону. Говорю к сожалению, потому что мне предстояло ими руководить, рассчитывая в работе. С другой стороны, школа настолько качественно обучила большинство встречаемых мною людей безынициативной модели «сиди и слушай», что может быть именно поэтому карьерный рост дался мне столь легко. Коллеги, отличавшиеся физическим неприятием освоения знаний за комфортной границей своих узких служебных обязанностей, развиваться просто не стремились. Так что возможно в другой ситуации мой блестящий путь молодого управленца мог не состояться: конкуренты с неотбитой школьной указкой инициативой не позволили бы.

Сейчас, слушая сопровождаемые интерактивным материалом рассуждения о Флоренции, Медичи, Данте Алигьери и его знаменитом произведении, я параллельно думал о том, что здесь и сейчас никому не надо ничего зубрить, задача попробовать – именно попробовать, понять сказанное. В стенах гимназии Витгефта никто не ставил задачу обучающемуся готовиться к предстоящей взрослой жизни, а преподавателям учить учиться. Здесь мы уже начинали жить самостоятельно. «Потому что это и есть жизнь», - словно по заветам ставшего классикой моего мира монолога Аль Пачино.

По окончании занятий выходили из аудитории вроде вместе, всей гурьбой, но своих коллег по изучению темных искусств увидел только в столовой. Илья с Наденькой заняли стол соседний с тем, за которым последние дни обычно располагались мы с Анастасией. Причем к ним ненавязчиво присоединилось несколько гимназистов, среди которых были не только наши одноклассники. Из тех, видимо, кто решил выбрать сторону в грядущем локальном противостоянии имперской метрополии и местных национальных кланов. Рискованные ребята, мое им почтение.

Хотя… События последнего месяца меня немного дезориентировали. Все же что ни день, то сюрприз и открытие: то с тайным советником пообщаюсь, то влиятельной аристократией, то с высшей сущностью. И на фоне всего этого как-то теряется тот факт, что для большинства обучающихся здесь гимназистов даже попадание на бал дебютанток настолько значимое событие, что останется в памяти на всю жизнь. Не говоря уже о том, что если на балу или великосветском приеме появится возможность просто перекинуться парой слов с фигурой масштаба того же графа Безбородко или герцогини Мекленбургской, это будет темой для гордости и поводом козырнуть в беседе.

Меня же недавно граф по своей инициативе вежливо просил прекратить беспредел (если на человеческий переводить), а герцогиня явочным порядком записала в сопровождающие своей дочери. Которую еще и пригласил на бал столь бесцеремонным образом… Ладно, хватит о грустном, погнал я прочь неудобные воспоминания.

Перспективы большинства присутствующих здесь гимназистов, оглядел я столовую, не балуют разнообразием. Это либо вступление в национальный клан, со всеми вытекающими последствиями: частичная потеря личностной идентичности и зависимость не только от своих способностей, но и от успехов клана. Либо – императорская служба, которая более почетна, и при этом менее опасна и трудна.

Вот только на императорской службе конкуренция для попадания в верхние списки Табеля о рангах на порядок больше, чем в кланах. Тут я вспомнил «Войну и Мир», рассказ о том, как княгиня Друбецкая всеми правдами и неправдами пыталась устроить через князя Василия своего сына Бо́риса в гвардию. Не думаю, что в этом мире ситуация с возможностью совершать подвиги поблизости от сильных мира сего так уж серьезно разнится.

Значение отношения общества, опять же – если проводить параллели между кланами и императорской службой, то обычный капитан в Туркестане пользуется гораздо большим влиянием и уважением, чем генерал в Петербурге. Так что выбор между кланами и императорской службой для молодых одаренных, обделенных блестящими талантами, непрост.

Окинув взглядом собравшихся рядом с Ильей и Наденькой новых сторонников «имперской партии», запоминая лица, я присел за «свой» привычный стол. Тут уже восседал Модест, рядом с которым располагалось два подноса. Один, как я понял, предназначался для Эльвиры. Правильно понял – девушка подошла немного позже, и восприняла организованный для себя завтрак как должное. Но после первой ложки йогурта Эльвира нахмурилась, а Модест сбледнул с лица. Он и так-то бледный до невозможности, а тут вообще на пергаментную мумию стал похож.

- Мой дорогой Модест, - угрожающе спокойно произнесла Эльвира и поинтересовалась: – Ведома ли тебе разница между черникой и голубикой?