Елизавета вздохнула и коснулась ладонью своей щеки. Василий слушал, вытаращив глаза и, похоже, еще не до конца усвоил суть услышанного. А девушка продолжала, и голос ее креп с каждой фразой:

– Не могу сказать, что перемена во мне произошла в одну минуту. Но главное было в том, что мою душу пронзило острое чувство неправильности и несправедливости происходящего.

Какому-то большому человеку помешало старинное кладбище. Одни стыдливо промолчали, другие подобострастно поддержали. И вот могилы сровняли с землей. Потом кто-то практичный додумался уложить надгробия в грязь, чтобы не пачкать ноги. И выстроилась целая лестница. Весь город вытирает ноги о память предков, и все по молчаливому уговору стараются этого не замечать!

Попробуйте объяснить себе ход мыслей тех, кто взрывал и ровнял бульдозерами кладбище, на котором были похоронены герои той войны? Что двигало людьми, когда они закладывали взрывчатку под могильные плиты своих прадедов? Кто вел их? Кто объяснил им, за что они должны поднять руку на святыню? Как можно отречься от предка, ступившего на Бородинское поле осенью 1812-го или зимой 1941-го? На что надеялись люди, строя новое Отечество на обломках старого?

Стоя на плите со своим именем, я вдруг почувствовала, что я сама лишь только кажусь себе живой. На самом деле, я мертва душою, потому что равнодушна. Похоронена в своем блаженном неведении…

Василий напряженно замер. В голове тоже кружился вихрь вопросов, но он, на беду, выбрал самый дурацкий:

– И тогда вы умерли по-настоящему?!

Елизавета ответила ему долгим испытующим взглядом. Наконец, она улыбнулась почти ласково и пояснила:

– Да, моя жизнь окончилась в тот день… Моя старая жизнь. Сначала я решила выяснить, кто была эта девушка – Елисавета Петровна Шейнина. Мне показалось, что мы можем состоять в родстве… Я отправилась в городской архив. С этого момента моя жизнь началась заново. Она обрела смысл и содержание. Я посвятила ее восстановлению тех страниц истории, которые были так пренебрежительно вырваны, стерты, затоптаны нами – блаженными в своем неведении.

Мои родители пришли в ужас от такого решения. Они продолжали настаивать на замужестве, ставили ультиматумы… И тогда мне пришлось искать квартиру.

В это время в здании краеведческого музея, где помещался городской архив, началась реконструкция. Ее затеял наш меценат, Вениамин Брыков. Кажется, вы знакомы?

– Да… – смущенно согласился Василий. – Кажется, знакомы.

– К сожалению, реконструкция окончилась тем, что наиболее ценные экспонаты перекочевали в особняк мецената, а здание музея переоборудовали в отель. То, что осталось от музея и архива, Вениамин Сергеевич милостиво разрешил хранить в подвале своей новой гостиницы. Мне он позволил остаться там же. С этого дня подвал стал и моим местом работы, и моей квартирой. Впрочем, скоро меня выселят и оттуда… У мецената есть планы по строительству сауны для постояльцев отеля… И, боюсь, возразить ему, кроме меня, в Славине некому…

– Так это был всего лишь подвал, а не могила? Подвал музея, куда вы вписаны «на птичьих правах»? – обрадовано прокричал Василий. – Но тогда получается что я… Я…

– Вы были первым за последние полгода, кто вошел ко мне в архив не потому, что ошибся дверью… – улыбнулась Елизавета. – Правда, вы были… в некоторой ажитации…

– Я бы сказал, в мертвецкой… – честно признался Василий. – Простите еще раз!

– Извинения излишни, – пожала плечами Елизавета. – Ведь я тогда не выставила вас за дверь…

– Почему? – искренне удивился Раздайбедин.

– Потому что вы искали информацию о том, что меня саму интересовало более всего. – Елизавета снова улыбнулась. – Честно говоря, я не могла поверить своим ушам, когда вы заговорили о давно забытых героях войны с Наполеоном. Не смотря на то, что ваше поведение трудно было назвать образцовым, я, все-таки согласилась вам помочь.

– А потом?

– Потом я узнала, зачем вам нужны эти сведения, – снова вздохнула Елизавета. – Но мне очень хотелось верить, что все это интересует вас не только в свете грядущих выборов, но и как человека.

– А как мы оказались в лесу? – осторожно поинтересовался Василий.

– В лесу? – недоуменно пожала плечами Елизавета. – Мы гуляли в парке. Вы сами меня пригласили. Так же, как в другой раз пригласили в свой гостиничный номер.

– Так, выходит, все это время я жил прямо над вами и докучал своими визитами? – в голосе Раздайбедина искренний стыд смешался с неподдельной радостью. – Вы были так близко, а я не мог найти вас?! Но ведь это просто чудесно!

– Чудесно? – озадачилась Елизавета.

– Да! Это все объясняет! – уже совсем радостно воскликнул Василий.

– Что именно? – уточнила Елизавета.

– То, что вы – живая! – выкрикнул Раздайбедин и тут же смутился. – Понимаете, Елизавета! Все это время я думал, что вы – призрак… И это были очень грустные мысли!

– Почему? – зарделась девушка. Василий также покраснел.

– Пожалуй, сходу я не найду верных слов, – смущенно пояснил он. – Давайте пройдемся?!

Елизавета не ответила и не двинулась с места. Тогда Раздайбедин осторожно взял ее хрупкую ладонь в свои руки и убедительно сказал:

– Елизавета! Возьмите меня за ум! Потому что сам я за него никогда не возьмусь!

Елизавета чуть наклонила голову и улыбнулась. Василий ощутил легкое рукопожатие. Молодые люди направились вниз по ступеням к берегу Беспуты. Они шли, взявшись за руки.

Пусть разговор их останется тайной для читателя. В некоторые минуты люди имеют право оставаться наедине. Особенно если они – не призраки.

Голомедова знобило с самого утра. Он списывал свое состояние на перемену погоды и бессонницу. В шесть утра Кирилл выпил очередную чашку крепкого горячего кофе, но поскольку в лихорадке сотрясалось не столько тело, сколько душа, бодрящий напиток помог мало…

Покидая гостиничный номер, Кирилл решительно рубанул воздух рукой:

– Собрался? Так точно, собрался! Предельная концентрация, работа – превыше всего!

Но уже в дверях он остановился, стремительно развернулся, подбежал к столу и схватил толстую зеленую тетрадь. С нею он и отправился на торжественную церемонию.

Оказавшись в толпе, Кирилл поначалу почувствовал облегчение. Его захватила деловая суета. Профессиональное напряжение все возрастало, по мере того, как в сценарий мероприятия начали вкрадываться различные сюрпризы. Во-первых, поочередно взбесились краевед-рационализатор и меценат-уголовник. Во-вторых, и сам кандидат в этот день казался немного помешанным и требовал дополнительного присмотра – его, подобно солнечному удару, оглушила надвигающаяся слава. Но главным образом Кирилла выбил из колеи тот факт, что Василий явился на мероприятие абсолютно трезвым и даже не с похмелья. Голомёдов не сумел объяснить себе, откуда пришло дурное предчувствие, но интуитивно осознал, что привычный ход вещей нарушен, а потому приготовился встречать любые неприятности во всеоружии.