Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Петер, похоже, покинул коридор, так как Эрамгедон присел за стул, на котором недавно сидела Софиан и ядовито ухмыльнулся:
— А ты сильный, принц. Не думал, что буду иметь такого врага.
Антон ему криво улыбнулся. Слова Аристарха начали громко раздаваться в голове: злись, злись, и тогда дар откроется! Антон чувствовал свою ненависть к этому созданию, даже ненависть к этому телу Хандагала, в котором Эрамгедон казался безобидным, не причиняющим никому зла. Злость была невероятно сильной, как мощный удар цунами бьет по песку, как смерч вырывает деревья с корнями. Ничего подобного Антон раньше не испытывал. Он мысленно представлял, как разрывал в клочья эту хрупкую кожу Хандагала, как хватал обеими руками темную душу Эрамгедона и благодаря своему дару заживо ее сжигал. Конечно, последние мысли были фантастическими, но они давали гневу мощи.
— Твой труд открыть Петеру глаза на правду очень усердный, но бесполезный, потому что он моя кукла, которой я управляю многие годы, и моя игра с ним мне очень нравится, — продолжал говорить Эрамгедон, обнажив свои зубы.
«Если ты пробудешь внутри себя дар, то тебя ничего не будет защищать от Эрамгедона, и он с легкостью сможет тебя убить!»
Антон начал ощущать себя немного странно. Возможно, дар реально открывался, или это самовнушение, но как будто внутри него был заперт ангел, который сейчас расправил свои огромные крылья и независимо помчался навстречу к величественному бездонному небу. Чувство злости смешалось с умиротворенным спокойствием.
— Поверь, принц, тебе меня не уничтожить. Никогда и не при каких ситуациях. Я старше тебя, намного, опытнее, в плане дара сэйлансев и в плане жизни, я это знаю. Тебе даже история показывает не совершать таких ошибок: твой отец и Аристарх пытались меня убить, и что в итоге: один умер, а другой пропал и, возможно, сейчас вне пространства и времени.
«Именно сейчас ты сможешь уничтожить Эрамгедона, пока силу свою старую он не вернул, потому что потом он станет бессмертным. Завладев высшей силой, он станет опять той же машиной для убийств и тебе придется очень тяжело…»
Антон не знал, откуда в его голове эти слова, но голос, который говорил их, принадлежал Аристарху, как будто в момент своей злости он потихоньку с ним связывался, и тот его предупреждал…
— Я — самый жестокий правитель за всю историю Галактики, я был избран у пяти древних богов, я отнял у них всю силу, до капли и убил их. В моей крови когда-то текла высшая энергия, которая неподвластна никому, которая создала этот мир. Мне миллиард лет, а ты простой глупый семнадцатилетний принц, который даже не имеет представления о своем даре, а как пользоваться им — тем более! Так что зря так ты обо мне думаешь!
Эрамгедон был спокоен, он сидел и молча наблюдал за красной физиономией парня, в его голосе не было ни капли волнения, злости или злорадства. Обычно таким голосом говорят люди в равнодушном состоянии. И это еще больше бесило юношу.
— Ошибаешься! — рявкнул он Эрамгедону. Тот только спокойно ему улыбнулся, — Я убью тебя! Завтра ты не получишь свою силу! Ты погибнешь, а Петер завтра вернет свою империю, а не твою!
Эрамгедон продолжил спокойно смотреть на Антона и наслаждаться.
— Я не подведу своего отца и Аристарха! Я закончу то, что они начали, а именно — убить тебя! Твои планы не осуществятся!
Эрамгедон все так же улыбался и был совершенно спокоен. Слова Антона в нем ничего не вызывали. Антон продолжил дальше беситься, в надежде открыть себе дар:
— Ты сдохнешь в муках, Эрамгедон! Ритуал уничтожен, но это мне не помешает зарезать тебя прямо сейчас!
— Да-да-да, ты прям вылитый Аристарх, он мне точно так же говорил…
— Да? Тогда я точно его не подведу!
Антону уже начало надоедать болтать с ним, он не знал, сколько придется еще помучиться, чтобы открыть себе дар. Тут в голову взбрела безумная мысль, и Антон решил рискнуть:
— Я тебя убью, Аристандр! — крикнул он и, поднявшись со стула, схватил хрупкое тело Хандагала за горло. Загнав в угол, парень прижал старика к стене, продолжая свирепо его душить.
Антон крепко сжал в кулаке его горло, ногти оставили на коже Хандагала глубокий красный след. Мышцы лица были скорчены в гневе, чувство злости и спокойствия внутри крутились и беспокоили парня: открывается ли дар или нет?
Но Эрамгедон улыбался и был совершенно спокоен.
— У тебя ничего не получится! — крикнул Антон Эрамгедону, хоть и видел перед собой уставшее лицо Хандагала, но в его глазах мелькал образ чудища с иссохшим лицом и черными глазами с красными зрачками.
— Принц, ты зря тратишь свои нервы на это. Дар так не откроется, ты все делаешь спустя рукава, — улыбнулся Эрамгедон и слегка махнул рукой.
Рукой он и слабо махнул, но Антона от этого что-то мощное подбросило и прижало к соседней стене и не давало пошевелиться. Тело было напряжено полностью, невидимая сила плотно прижала парня к стене и начала сдавливать ему горло.
Эрамгедон засмеялся. Из губ юноши вырвалось яростное рычание, которое заглушило безумный смех злодея.
— А ты меня поражаешь. Конечно, убить тебя я не могу, — он снова махнул рукой, и что-то невидимое сильно повернуло Антону голову в левую сторону, и его позвоночник слабо хрустнул. Эрамгедон продолжил: — но это за меня сделают другие, а пока ты сиди здесь, тебе все равно Петер не верит и завтра поймет, что зря тебя не слушал. Наслаждайся, принц, своими последними часами жизни, завтра навсегда увидешь в своих глазах темноту, — закончил Эрамгедон и, засмеявшись, покинул отсек.
Невидимая мощь отпустила парня, и Антон упал всем телом на пол и начал громко кашлять, пытаясь привести легкие в порядок.
Глава 43
Радостная Мариам вела прикованную наручниками малышку Хейлин в темницу по тюремному блоку, где в заточении долго сидели Андриана, Кристандер и Питш. Сзади бандитки и принцессы шли два ивенга, и один из них нес труп Вайлетт, чтобы показать его родственникам и разорвать им с болью сердце. Хейлин шла, опустив вниз глаза, спутанные волосы прилипли к мокрому лицу, сердце жглось дотла от боли, а образ матери с проколотым глазом не давал ей ни о чем другом думать.
Женщину, которая ее родила, уже не вернуть. Время этому не подвластно… Слезы ручьями лились из глаз маленькой девочки, и Мариам, замечая это, обливалась смехом.
Хейлин становилось невероятно стыдно за свое поведение, за то, что она