Излишества наваба поражали. У него было четыре роскошных дворца, наполненных французской мебелью, абиссинскими коврами и редкими картинами — пейзажами и портретами, которые когда-то висели в самых прекрасных французских салонах. Ванные были такими большими, как спальни, а спальни как залы, а залы — словно поля для поло. В королевском гараже мурлыкало шесть сделанных на заказ роллс-ройсов, которые Катерина видела, когда они проезжали мимо, но в которых она никогда не сидела. В конюшнях била копытами сотня арабских скакунов.

Сокровищница наваба в основном дворце, которая открылась перед ней однажды, была завалена драгоценностями: золотыми слитками, жемчужными и бриллиантовыми ожерельями и украшениями, золотыми доспехами, кольцами с бриллиантами размером с камень, сундуками серебряных монет. Там хранилась бесценная изумрудная тиара в отполированной и заново укрепленной оправе, которая была увешана бриллиантами и жемчугами. Эта тиара, как говорила королевская семья, была подарена их предкам императором Шахджаханом за помощь в создании Тадж-Махала.

Сиед сказал, что налог на продукцию в Джагдевпуре колеблется между пятьюдесятью и семьюдесятью пятью процентами. Он был введен с профессиональной жестокостью, без сострадания. Для большинства землевладельцев лучшим исходом в любой год было крепко держаться за свои земли, довольствоваться двумя приемами пищи в день и спасать поголовье скота от голода.

Вся земля в Джагдевпуре принадлежала королевской семье.

Крестьяне занимали ее благодаря их щедрости.

Сиед говорил, что иногда его отец, сидя голым в сокровищнице и надев все драгоценности, тиару, доспехи, сережки, ожерелья, звал женщин из гарема, чтобы они ходили мимо него и восхищались. Его фантазия заключалась в том, что это нужно было делать с полной эрекцией, как, он слышал, мог сделать магараджа Патиала. Но наваб был слишком истощен, слишком пресыщен, и все знали, что у него были проблемы с эрекцией в самое лучшее время.

Дюжина аптекарей, алхимиков и знахарей в государстве смешивали и составляли травы и зелье весь день, пытаясь найти секрет мужской силы. Королевское бессилие было делом не первостепенной важности. Ненормальные исследователи сводили друг друга с ума своим варевом. Язвы в их желудках, тошнотворное варево и опухоли лишили их волос, развили частичную слепоту, прочистили их кишки, сгноили их гениталии и даже лишили разума.

Их девиз гласил: «Nawab ka loda banayenge hatoda». «Фаллос наваба будет крепким, словно деревянный молоток».

В то время как наваб был просто никудышным человеком, его младший сын, наследник, брат Сиеда Зафар был разрушителем. Он был тщедушным — поколения браков между родственниками привели к ряду проблем — и склонен к демонстрации мстительной силы. У него была больная левая рука — она бесполезно висела у него сбоку, а правую он всегда использовал для побоев и подзатыльников.

Напуганный поведением Сиеда, наваб ограждал Зафара от слишком большого учения. Его учили преподаватели во дворце, которым наваб приказал не останавливаться особенно подробно на литературе, эстетике и философии. Либеральные искусства могут подорвать основы самодержавия, разбивая корпус гуманизмом и эгалитарными идеями и топя великую идею божественного права на власть.

В любом случае неудача его старшего брага, попытавшегося напустить на себя самонадеянный вид правителя, оставила след в уме Зафара. Ему хотелось задобрить отца, ему хотелось нравиться себе. Зафара рано испортило безразличие отца и колкие замечания людей насчет его больной руки. Они называли его аадха-наваб, «половина наваба». Пока красивый Сиед был центром внимания, Зафар — калекой на заднем плане. Пренебрежение вызвало в нем желание одобрения и вынесло на поверхность опасный яд, который хорошие родители должны были бы спрятать.

Внезапно оказавшись в центре сцены, Зафар превратился в тирана. Он стал создавать армии слуг и убийц, которые хранили верность только ему. Они вынимали сигареты из его рта. когда он курил, раздевали его, когда он шел мыться, и даже готовили для него женщин, когда он хотел вступить в связь.

Если отец не мог поднять свой член, то Зафар не мог его опустить. У него был собственный гарем, который находился в старом хавели, принадлежавшем когда-то одной из мертвых жен отца. Он заполнял его оргиями. Несколько раз он оказывался под таким количеством скользких голых тел, что его верным убийцам приходилось выкапывать его, чтобы он не задохнулся до смерти. Зафар был жесток по отношению к женщинам, которые не доставляли ему удовольствие, даже неумышленно. Он жег их сигаретами, порол по заднице до крови, иногда даже приводил жеребцов из королевских конюшен, чтобы те седлали их и разрывали им бедра.

В свое время он достиг такого безрассудства, что добрался до гарема отца, чтобы брать все, что ему хотелось. Наваб — страдая кишками, борясь с эрекцией — потерял всякую волю перечить ему. Банда хулиганов Зафара, которые носили униформу из сальвар и были известны теперь как каале Кутте — «черные собаки», стала более организованной, со своей иерархией установившимися ролями. По сравнению с добром, зло очень быстро организовывается; это связано с ясностью цели и скоростью действий.

Желание Зафара не ограничивалось только женщинами. Ему нравились и мальчики. Юные, милые, без излишнего волосяного покрова — почти женщины с пенисом. Оказаться выбранным в любовники чахлого полунаваба было опасной пepcпективой. Прелюбодеяния с мальчиками напоминали Зафару о неудачах брата и вызывали глубокое отвращение в себе — вымещал это на своих любовниках. Сразу после изливаний Зафара — слабых, всегда слабых с внезапным хрюканием, которые длились всего несколько минут, многих мальчиков тащили прочь, чтобы подвергнуть пыткам и унижению. Некоторых насиловали пестиками с перцем на конце; других заставляли развлекаться с королевскими собаками; тем, кому больше всего не везло, рубили их фаллос на маленькие кусочки, которые потом скармливали грифам.

Наконец, Зафар и его «черные собаки» превратились в таких тиранов, что родители научились прятать своих хорошеньких дочерей и сыновей, и, боясь тени, даже замужние женщины обращались к бурке за защитой.

В своей книге наваб написал: «Мужчина с красивой женой и без мушкета должен учить ее лежать тихо в своем доме».

Во время правления Зафара сотни невинных людей исчезали в неизвестных могилах. Потому что долгое время подполковник Броснан не хотел доносить на него: Зафар вел себя хорошо но отношению к нему и его начальникам. Однажды для правителя Объединенных Провинцией и гостей из Лондона Зафар устроил охоту на тигров в Тераи и повел армию слонов и жителей Джагдевпура, чтобы выманить их. Когда закончился день, пшеничные поля у Кашипура в окружении усталых барабанщиков приходили в себя, а в центре лежало шесть великолепных кошек со стеклянными глазами, выстроившихся в линию, словно махсир, после того как пролилась река.

В другой раз глава пенджабских племянниц пожелал поохотиться на куропаток. Но в это время они были здесь редкостью. Черные собаки носились в поисках птиц, были прочесаны птичьи базары Дели и Лукноу. Вскоре большие деревянные клетки с куропатками начали прибывать на небольшую джагдевпурскую железнодорожную станцию. Несколько тысяч птиц привезли по железной дороге, и за несколько недель их резкие трели — «каан, каан, каан» — наполнили город. Изящные племянницы и черные собаки постреляли их за три дня.