— Хорошо, господин.

В главном зале было холодно — слуги лишь недавно зажгли камин, и сейчас спешно расставляли вокруг стола железные корзины с тлеющими углями. Гости кутались в плащи и, сонные, завтракали кашей, выпечкой и вчерашним мясом, к которому слуги докладывали овощи.

Юный оруженосец Вирджина заботливо подкладывал своему господину яства со стола, на которые тот вяло показывал пальцем, украшенным массивным кольцом-печаткой с изображением красной бычьей головы на бело-синем фоне. Болезненно выглядевший рыцарь подпер рукой голову и, мучительно прищурившись, оглядывался. Его седеющие редкие брови угрюмо нахмурились и подрагивали от нещадной головной боли, вызванной похмельем.

— Что, Вирджин, перебрал? — счастливо гоготал Даймон, заливая и закидывая в себя поочередно то мясо, то вино.

— Насколько я знаю, — быстро ответил за сэра Вирджина посол Ханри, сидевший между двумя рыцарями, — у уважаемого Вирджина присутствуют постоянные разногласия с алкоголем, следствием которых является головная боль.

— А вы, друг мой, как я вижу, очень сочувствуете моему состоянию, — негромко ответил Даймону Вирджин и сморщился. — Да, господин посол прав. Я страдаю сильными головными болями, если перебираю вина, пива да любого бодрящего напитка.

— Что-то я ни разу не видел вас в таком состоянии за семнадцать лет нашей дружбы, — прогремел на весь зал барон, швыряя на пол обглоданные кости.

От этого рева бедняга Вирджин Вордерлвуд сморщился, как от хорошего удара, и деликатно ответил, почесывая морщинистый лоб пальцами.

— Потому что я не перебирал ранее, а лишь дегустировал… Но «Черный принц» оказался слишком хорош, чтобы его дегустировать, поэтому, каюсь, я, как вы любите говорить, барон, напился вусмерть, или нажрался. — Вирджин, сидевший через одно место от Йевы, обратился к дочери графа. — Как вам вчерашнее вино, миледи?

— Замечательно, сэр Вирджин. — Лицо девушки осветила трогательная улыбка, и она сочувственно посмотрела на страдающего рыцаря. — Я уже в свое время достаточно продегустировала этого прекрасного напитка, так что теперь отношусь к нему более чем спокойно. Вчера я выпила очень мало.

— А стоило бы чуть больше выпить, — ответно улыбнулся рыцарь.

Красиво изогнув бровь, Йева фон де Тастемара непонимающе взглянула на интеллигентного рыцаря и спросила:

— Почему же, уважаемый Вирджин?

— Вы так бледны, миледи! Немного этого божественного напитка придало бы вашему очаровательному лицу румянца и сделало б его еще краше! — Рыцарь снова болезненно поморщился от острого приступа головной боли.

— Уважаемый Него, — обратилась дочь графа к старому управителю, который одиноко сидел с краю стола, через пару пустых стульев от Йевы, и смотрел на пирующих гостей отрешенным взглядом, сгорбившись. — У вас, кажется, было лекарство от головных болей. Помните, вы лечили им купца Боглотдора?

— Да-да, госпожа. — Него Натифуллус ожил, приосанился и встал. — Я его немедленно принесу!

— Премного благодарен, миледи, но, боюсь, что мне поможет лишь время. Я все испробовал, миледи, поверьте мне. — Вирджин попытался вежливо отказаться, но, ощутив новый приступ, резко замолчал. — Только бы перетерпеть день…

Барон, пнув сапогом собирающего под столом кости слугу, с наглой ухмылкой посмотрел на страдающего товарища, потом на Йеву.

— Где же ваши брат и отец, миледи? — спросил он басом у девушки.

— Я не знаю, сэр Даймон.

— И музыки не хватает… Где музыка? В Габбросе у короля на завтраках, обедах и ужинах всегда был хотя бы один менестрель, — возмутился рыцарь и хлопнул огромной ладонью по столу.

Чуть сморщив нос, Йева озадаченно взглянула на наглого барона, не зная, что ответить. Сидевший рядом с ней казначей Брогмот снял свою забавную шапочку, тонкими пальцами погладил перо ворона в ней и деловито произнес.

— Господин граф — не любитель музыки. Так что ни менестрелей, ни шутов в нашем замке не водится, сэр Даймон.

— Да разве ж есть на свете человек, который бы не любил музыку? — Вирджин, несмотря на то, что чувствовал себя крайне плохо, не смог не вставить словечко по теме, в которой, как он считал, хорошо разбирался.

— Как видите есть, — очень живо дернул плечами Брогмот и поднял брови. — Господин граф очень деловой… человек. Он не признает праздности и лености.

— Удивительно, как у такого человека мог родиться столь чувственный к веяниям музыки и поэзии сын, — тихонько прошептал Вирджин, скорее сам себе. — Или таланты Леонардо передались от графини?

— Я не знаю, сэр Вирджин, — ответила уже Йева и покачала печально головой. — Наша матушка умерла, когда нам с братом было три года.

— Столь рано? — Сэр Вирджин Вордерлвуд нахмурился. — Сочувствую. Теперь мне понятна причина, почему по вашему замку не разносятся сладкие звуки музыки.

Из длинного коридора в зал вошли Филипп и Уильям.

— Доброе утро, господа, — обратился к гостям граф.

Уильям тоже поклонился послу и его свите и присел рядом с Йевой. Филипп же, увидев бедного слугу под столом, пытающегося собрать кости, пока барон Даймон мешал это сделать, лягая того изо всех сил сапогом, холодно обратился к рыцарю.

— Сэр Даймон Голдрик, пожалуйста, немедленно перестаньте пинать беднягу Фарольда.

Барон замер, встретившись гневным взглядом с Филиппом, который, сложив руки на груди, спокойно смотрел на Даймона. Повращав глазами навыкате, барон сжал челюсти и, кивнув, убрал ноги. Благодарный слуга закончил свое дело и вылез с полными руками костей из-под стола. Он с восхищением взглянул на своего покровителя и хозяина.

— Приветствую вас, уважаемый Филипп. А где же ваш сын? — почтительно спросил посол у приземлившегося на соседний стул графа.

— Не знаю. Видимо перебрал вчера вина.

Проспавшая до самого утра Йева обнаружила себя в постели Уильяма одетой в нижнее платье. Она, пристыженная тем, что заснула в самый неподходящий момент, перебежала босиком с нарядным платьем в руках в свою комнату, где привела себя в порядок и спустилась в зал.

— Как жаль, что Леонардо не будет, мы ведь уже в обед выдвигаемся в обратный путь, — с сожалением сказал Вирджин Вордерлвуд. — Он невероятно приятный собеседник, очень хорошо знает про современные веяния литературы, тонко чувствует поэзию и душевные порывы авторов многих известных произведений!

— Да, Леонардо — знаток литературы, — уклончиво ответил Филипп, абсолютно не интересующийся ни поэзией, ни прозой, ни современной, ни древней.

В зал вбежал Него и, запыхавшийся, протянул безземельному рыцарю Вирджину кубок.

— Выпейте, господин.

Вирджин сделал глоток, вкус его устроил, и он залпом осушил сосуд.

— Благодарю! А что это? Запах очень знаком… — сэр Вирджин подозрительно принюхался.