— Что это? — крикнули с той стороны.

Бруклин повис на заборе. Расстояние до земли здесь было больше, так как вдоль ограды протянулась канава.

В груди что-то треснуло. Звук был таким неприятным, что по телу полковника пробежала дрожь. Он разжал пальцы и полетел вниз. Хоть он и приготовился к жесткому приземлению, но все же громко охнул, когда колени от удара подогнулись. Он не удержал равновесия и завалился на бок.

Из-за забора раздались сердитые вопли. Бруклин с трудом поднялся, пересек канаву и ползком взобрался по противоположному склону. Правое колено горело огнем, но полковник заставил себя преодолеть невысокую ограду из жердей — и вот он уже добрался до Ост-Индия-Док-роуд.

С возвышения он оглянулся и увидел опиумный склад и гавань. Из открытой двери склада вырывалось пламя.

Впереди простирались туманные очертания городских кварталов. Бруклин побежал, неуклюже припадая на одну ногу, стараясь максимально ослабить нагрузку на поврежденное колено.

И еще у него сильно болела грудь. После того как там что-то треснуло, боль сделалась почти непереносимой.

Взрыв швырнул его на землю. Здание склада разлетелось обломками. В воздух взвились огромные языки пламени, повалил дым. В ушах полковника и так звенело после сумасшедшей перестрелки в замкнутом пространстве, теперь же он почти оглох от грохота.

Всего один взрыв.

А планировалось, что их будет десять. Объединенная сила этих взрывов должна была сровнять с землей не только склад опиума (а он оказался разрушен лишь частично), но и другие здания в округе. В воздух должно было взлететь такое количество пылающих деревянных обломков, что сейчас полковник попал бы под настоящий огненный дождь. Сильный ветер, дующий с реки, унес бы искры в сторону городских кварталов. Дома по северной стороне Ост-Индия-Док-роуд занялись бы огнем. Все вокруг должно было охватить безжалостное пламя.

Скрипя зубами от боли, Бруклин несколько секунд смотрел, как, размахивая фонарями, от доков бегут перепуганные взрывом люди. Потом он добрел до перекрестка, на котором сходились сразу пять улиц, и двинулся на юг. Вряд ли преследователи подумают, что беглец решит вернуться назад к реке. Табличка на столбе сообщала, что он находится на Черч-стрит. Недалеко отсюда юный Бруклин убил родную мать и приемного отца, а затем поджег стоявшую на берегу хибару.

Он миновал церковь, в которой обучался грамоте. В памяти вдруг возник отрывок из часослова:

«Если мы говорим, что не имеем греха, то обманываем себя, и истины нет в нас».

«Это неправда, — подумал Бруклин. — Во мне нет греха».

Опиум — это грех.

Англия — это грех.

Любитель Опиума — это грех.

Мой отец — это грех.

Он брел, шатаясь, и наконец добрался до южного конца Черч-стрит. Здесь его снова ждал перекресток пяти ведущих в разных направлениях улиц. Где-то выводили тревожную мелодию полицейские трещотки — но далеко, судя по всему в районе Ост-Индия-Док-роуд. Бруклин намеревался как можно сильнее запутать преследователей, и этот сложный перекресток вполне отвечал его целям.

Он решил двигаться на запад и заковылял по улице, которую помнил по своему детству, — Броуд-стрит. Вдалеке ветер подхватывал искры бушующего среди руин склада пламени, и Бруклина вновь охватила надежда, что грандиозный пожар, о котором он мечтал, все же произойдет.

Он достиг следующего перекрестка — еще одна возможность сбить с толку преследователей. Здесь Броуд-стрит переходила в другую улицу, и, даже не видя указателя на столбе, Бруклин с легкостью ее определил. Этот уголок Лондона он знал лучше любого другого. Знал лучше, чем Любитель Опиума знает район Оксфорд-стрит.

Ощутив легкий шок от узнавания, Бруклин посмотрел налево и даже в темноте сообразил, что сейчас он ковыляет мимо Нью-Грейвел-лейн. Там, в доме номер 81, среди убогих лавочек, продававших всякую ерунду морякам, находилась таверна «Кингз армз». В ней его отец совершил второй акт своего кровавого преступления. В ней он проломил голову и перерезал горло Джону Уильямсону, его жене и служанке.

Джон Уильямс.

Джон Уильямсон.

Джон Уильямс.

Джон Уильям-сын.

Перед самым своим поступлением добровольцем в армию Бруклин еще раз посетил лавку Марра и таверну «Кингз армз». В обоих местах он прошел внутрь. Постоял на том месте, где в его воображении стоял отец. Где он убивал.

Когда же Бруклин вернулся из Индии (куда его отец, служивший матросом на торговом судне, плавал множество раз), первым делом после двадцатилетнего пребывания вдали от родины он наведался в лавку Марра.

Затем он отправился на Нью-Грейвел-лейн, но, к глубокому своему огорчению, обнаружил, что таверны «Кингз армз» больше не существует. По западной стороне улицы тянулась высоченная мрачная стена, огородившая территорию доков.

«Когда это случилось?» — спросил он прохожего. Но тот испуганно взглянул на Бруклина и заспешил прочь.

Он помчался на Синнамон-стрит и там, обливаясь потом после быстрого бега, с облегчением прислонился к фонарю. Пансион под названием «Грушевое дерево» стоял на прежнем месте. В этом пансионе его отец ночевал после того, как совершил убийство в доме Марра и таверне Уильямсона…

Джон Уильямс.

Джон Уильям-сын.

В первую ночь после возвращения из Индии Бруклину удалось снять ту же комнату, которую тогда снимал отец. Насколько он понимал, спал он на той самой кровати, на которой спал Джон Уильямс.

Сейчас Бруклин ковылял в западном направлении, а высокая стена, выросшая на месте таверны «Кингз армз», угрюмо нависала над ним в темноте. Над головой проносились искры. Жители окрестных домов услышали звук взрыва, и отдельные смельчаки отважились покинуть свои жилища, чтобы отправиться на разведку. При виде летающих искр, грозящих пожарами, они принялись отчаянно их гасить.

Боль в правом колене вынуждала Бруклина морщиться всякий раз, когда он наступал на поврежденную ногу. Но еще большие мучения доставляла рана в груди. Он чувствовал, как под пальто, пиджаком и жилетом по коже течет жидкость, и не думал, что просто вспотел от длительного бега. Похоже было, что пуля все же проникла в тело глубже, чем Бруклин пытался себя убедить.

Он переходил от одного фонаря к другому и читал номера домов по левой стороне улицы: 55, 49, 43, 37. А впереди ждал дом номер 29 по Рэтклифф-хайвей.

Продолжение дневника Эмили Де Квинси

Я уселась рядом с Маргарет и взяла ее старческие руки в свои. В царящем в бакалейной лавке мраке я не увидела, а услышала, как отец ощупью ищет что-то на полках. Вот он негромко вскрикнул от радости, откупорил бутылку и сделал большой глоток.

— Если это у вас вино, я бы с удовольствием тоже отхлебнул. Чтобы согреться, — сказал комиссар Мэйн.