— Ты погоди кричать, — вмешался Жуга. — Незрячий он. В охране службу нес у графа одного, боярина вельможного, там зрение и потерял.

— У графа, говоришь… Ну, ну… — Богдан шагнул к печи. Приподнял одеяло. — А этот?

Жуга медленно встал.

— Парнишка там. Собаки его покусали. Не тревожь.

— А ты мне не указывай! — огрызнулся тот. Всмотрелся пареньку в лицо. — Не наш, вроде… — пробормотал он. — Точно говорю — не наш… Ночью, стало быть, прибежал. Ну-ка, вставай! — Он наклонился и потряс мальчишку. — Ты чей? Откуда?

Рука Жуги легла Богдану на плечо.

— А я говорю — не трогал бы ты его, — глухо сказал он.

— Что?! — староста рванулся, наливаясь кровью, и выхватил плеть. — Ты… Ты на кого руку поднял? Пошел прочь, погань!

Канчук взвился упругой змейкой. Жуга шагнул в сторону, вскинул руку, рванул, и через миг Богдан уже ошеломленно смотрел, как странник сматывает с кулака его плеть.

— Шел бы ты… по своим делам, — процедил Жуга сквозь зубы. — Староста… А мы здесь уж как-нибудь сами разберемся.

Богдан, похоже, понял, что шутки кончились. Одно дело — поднять руку на безответного странника, совсем другое — на разъяренного горца. Староста посмотрел на Дьердя, на Атанаса, и попятился к двери. Нашарил шапку.

— Ты об этом пожалеешь, рыжий! — угрюмо сказал он.

— Иди, иди… — кивнул Жуга.

Дверь за ним захлопнулась. Жуга некоторое время стоял, вертя в руках отобранную плеть. Посмотрел на спящего мальчишку.

— Дьердь! — позвал он, не оглядываясь.

— Что? — слепой повернулся на голос.

— Выйдем. Поговорить надо…

* * *

На улице потеплело. Снег таял, черный и слежавшийся, земля кое-где уже просохла. Людей близ хаты было не видать.

— Сволочь какая, — пробормотал Жуга, когда дверь за ними закрылась. Потер багровое запястье — след от канчука.

— Богдан? — Дьердь повернул голову.

— Ну, да. Не Атанас же… И как только народ такого выбрал?

— Известное дело, — усмехнулся тот. — Одних запугал, других подкупил, а третьи — вслед за остальными. Чего звал-то? Говори.

— Что про парнишку скажешь, Дьердь?

Ответил тот не сразу.

— Соврал небось хозяину-то? — спросил он наконец.

— Соврал, — признался Жуга.

— Мальчишка что, и вправду волколак?

— Все может быть, — Жуга ответил с неохотой. Нахмурился. — Наверняка сказать не смогу, но очень похоже на то.

— Вот как? — Дьердь покачал головой. — Да… Взглянуть бы! Никогда оборотня не видел.

— Даст бог, еще увидишь.

— Хорошо бы… — Тот вздохнул. — А ну, как не помогут травы твои?

— Помогут. Иначе — стал бы я с тобой возиться. Так что делать будем?

— Уходить надо.

— А малец?

— А что — малец? Он кто нам — брат, сват? Отлежится, сам уйдет… А у нас своя дорога.

Жуга нахмурился.

— У парня ран до черта… — сказал он. — Я смотрел утром — царапины уж затянулись, а иные — так и вовсе зажили, а укусы до сих пор кровятся. Да и жилы — целы, нет ли — не знаю… Здорово его погрызли. А староста этот не сам пришел. Поселяне подослали разузнать. Если парня здесь оставить, несдобровать ему. Оборотень он, там, или нет — это дело десятое. Разбираться не станут, просто пришибут, от греха подальше, пока не оклемался… Да ладно бы одного его! — Жуга помрачнел, — до Атанаса доберутся, дом сожгут… Жену, детей — на колья всех поднимут…

На сей раз слепой молчал довольно долго, а когда заговорил, голос его уже звучал не так уверенно.

— Так что, нам, выходит, с собой его забрать, что ли?

— Выходит, что с собой…

Жуга сказал это и смолк, сам слегка озадаченный.

— Ох, рыжий, все никак тебя я не пойму… — задумчиво проговорил Дьердь. Оперся локтем о перила. — Все ходишь, ищешь гнезд пчелиных. Вот погоди — нарвешься на шершней. Волколак ведь!

— Так и так — нельзя парнишку оставлять.

— Мало тебе со мной возни?

— Да о тебе и речи не идет, ты еще дешево отделался. Считай, что повезло.

— Это тебе тогда повезло! Меня на саблях сам Кришан не часто одолеть мог. Паршивец ты все таки. В глаза… — Он тронул перевязку.

— А ты подумал, каково мне было? Охотничек…

— Мне думать не положено — мне платят, я служу.

— Так думай впредь, кому свою саблю продаешь!

— Ладно, не учи, — Дьердь распрямился, — что не добил, так в том себя вини. За то что пользуешь — спасибо, а в остальном уж как-нибудь я сам разберусь… Куда мы денем-то его?

— Нести покамест на себе придется. А там посмотрим.

— Говорил же я: возьмем коня, так ты не захотел. А сейчас бы он нам ох, как пригодился!

— А чем его кормить, коня твоего? Палой листвой? — огрызнулся Жуга. — Ладно, пошли в дом. Коль выходить, так засветло, пока селяне с дубьем не нагрянули.

— А ну, как в погоню кинутся? — спросил с опаской Дьердь.

— Они друг дружку-то боятся.

— А если толпой?

Жуга промолчал.

* * *

Стемнело. Колодец неба, полный звезд, неспешно совершал ночной коловорот. Большая желтая луна шла на ущерб. Дождь сыпал мелкой моросью, точа неровный серый снег. Повсюду было холодно и сыро.

Пес на поляне вздрогнул ото сна, приподнял мохнатую морду, с шумом втягивая воздух, бросил теплый лежак, обнажил клыки и вскочил, блестя глазами.

Вот оно!

Поджарое черное тело рванулось вперед, горящая местью душа наполнилась злобной радостью: чужак был жив, и похоже, наконец-таки оставил деревню.

Гнев вожака невольно передался остальным. Собаки заметались в темноте, ворча и огрызаясь друг на дружку, а затем в едином порыве вдруг сорвались прочь, и исчезли за деревьями.

Стая взяла след.

* * *

— Уходим мы, Атанас, — сказал Жуга, вернувшись в хату и завязывая мешок. Достал кошель и высыпал в ладонь пригоршню медяков. — Ты не серчай на нас, коль что не так было. На вот, возьми.

— Куда так много-то? — насторожился тот.

— За дело платим. Ты вот что лучше: поищи-ка старые порты да башмаки, каких не жалко для пацана этого.

— Парнишку, стало быть, с собою забираете? — посветлел лицом Атанас.

— Не след ему здесь оставаться. Да! И еще: коль спросит кто, или, там, староста вернется, скажи мол, с нами он пришел, да с нами и ушел. Да детям накажи, чтоб не болтали! Понял?