«Самодвижущаяся броневая башня» подпоручика Дриженко

Малоизвестен проект «самодвижущейся броневой башни для 8-дюймовой гаубицы», представленный в ГВТУ в конце 1916 г. инженером-кораблестроителем Адмиралтейского завода подпоручиком Дриженко.

«Башня» представляла собой, по сути, тяжелую САУ. 8-дм (203,2-мм) гаубица должна была устанавливаться в передней части «двойной броневой коробки, поперечное сечение которой напоминает вагон», с толщиной брони 10 мм. Здесь же помещались командир и водитель, места которых оборудовались бронеколпаками. В средней части корпуса размещались расчет орудия и боекомплект, в задней — два бензиновых двигателя по 180 л.с., каждый из которых приводил в движение гусеницу одного борта. Для самообороны на крыше устанавливались два пулемета.

Оригинально была разработана ходовая часть. Опорные катки диаметром 270 мм блокировались по четыре в тележки (5 тележек на борт). Трудно сказать, знал ли Дриженко о проекте Менделеева, но в своей машине он также применил пневматическую подвеску, причем пневмокамеры тележек одного борта сообщались между собой. Ведущее колесо располагалось сзади. Гусеница зубового зацепления состояла из «шпал», соединенных по краям цепями-рельсами (по типу цепей Галля). Ширина гусеницы — 800 мм. При повороте штурвала замедлялось движение одной из гусениц. Поскольку большая длина опорной поверхности (6 м) затрудняла бы поворот, предусматривался автоматический подъем крайних тележек подвески (подобное решение 45 лет спустя будет воплощено на шведском танке Strv-103). Для защиты воздухопритоков от пыли служила система из изогнутых пластин, элластичных камер и «гармоник».

Машина должна была иметь электрическое освещение, вентиляцию. Расчетный вес «башни» — 46 т, экипаж — 6 человек, длина — 8,1 м, ширина — 3,8 м, высота — 3,4 м, удельная мощность силовой установки — 7,8 л.с./т, скорость хода — до 12 верст в час, удельное давление на грунт — 0,5 кг/см².

Проект был подробно рассмотрен в Военной автомобильной школе. Начальник школы указал на общую сложность конструкции, неразработанность трансмиссии и механизма управления, ненадежность пневматических систем, предложил обеспечить движение при работе как обоих, так и одного двигателя. В июле 1917 г. проект был передан в ГАУ. Интересно, что при его рассмотрении специалисты Артиллерийского Комитета сравнивали его с танками союзников (журнал III, IV и VII отделов Арткома № 2472). Было указано, что «главное назначение броневых автомобилей, как легких, так и тяжелых (типа танков), заключается в содействии своей пехоте в открытом бою», а значит, огневой бой должен вестись «на дистанции не более 2–3 верст», на которой «недопустим другой род ведения огня, как прямой наводкой». Предложение же самоходной бронированной гаубицы «не имеет практического интереса», поскольку тяжелой артиллерии более соответствует тракторная тяга, нежели «закрытые башни». IV отдел представил данные: «Ни на одном французском или английском танке, ни на германских танках не устанавливалось до сих пор орудий выше 3-дм калибра».

Ход обсуждения проекта свидетельствует о внимательном изучении русскими специалистами опыта применения танков, четком понимании задач и способов действий боевых машин. То есть военное ведомство отнюдь не оставалось безразлично к идее «танка». Оценивались собственные проекты, изучался опыт союзников. Проект же «самодвижущейся башни» Дриженко остался без последствий.

«Колесница Лебеденко» и другие

Километрах в 80 от Москвы, к северу от Дмитрова, а точнее, за железнодорожной площадкой Орудиево, справа от полотна железной дороги есть участок леса, именуемый «Танка» или «Танга». Кто-нибудь из местных жителей расскажет, что столь странное название дано этому месту потому, то там строили первый русский танк. Хотя к танкам эту машину, известную как «колесница Лебеденко», отнести трудно, интересна сама попытка решения проблемы боевой вездеходной машины за счет колес большого диаметра.

Инициатором и руководителем ее постройки был инженер Н.Н. Лебеденко, возглавлявший так называемую военно-техническую лабораторию (иногда его называют «капитаном», но носил ли он реально такое звание, неизвестно). «Лаборатория инженера Лебеденко» занималась различными заказами, в частности смогла получить заказ ГВТУ на бомбардировочные прицелы. Предлагал Лебеденко и свой метод «определения позиции стреляющего орудия», так что военному ведомству был уже знаком. разработке «боевой колесницы» Лебеденко принимали участие сотрудники лаборатории Б.С. Стечкин и А.А. Микулин. Это потом первый станет выдающимся ученым в области гидроаэродинамики и теплотехники, второй — знаменитым конструктором авиадвигателей. Пока будущие академики — только начинающие инженеры. Микулину иногда приписывали и идею машины, но вот как он сам вспоминал о начале работы: «Однажды меня пригласил к себе Лебеденко, запер дверь в кабинет и на ухо сказал:

— Мне рекомендовал Вас профессор Николай Егорович Жуковский как способного конструктора. Согласны ли Вы разработать чертежи изобретенной мною машины? При помощи таких машин в одну ночь будет совершен прорыв всего германского фронта, и Россия выиграет войну…»

Машина Лебеденка на поляне под Дмитровом, 1917 г. Вооружение на машину так и не установили.

Кстати, рекомендация, данная профессором Жуковским Стечкину и Микулину, неслучайна — они не только были его студентами в Императорском Московском техническом училище, но и приходились ему племянниками (друг другу были троюродными братьями). Лебеденко смог заинтересовать своей идеей не только сотрудников, но и военное ведомство. Была изготовлена движущаяся (от заводной пружины) модель машины в масштабе 1:30. Эту модель Лебеденко якобы даже демонстрировал Николаю II, а в качестве препятствий на этом показе будто бы использовались разбросанные по полу объемистые тома «Свода законов Российской империи» (эта аллегоричная картина, возможно, возникла позже уже в устных преданиях). Как бы то ни было, проект получил одобрение. Микулин стал «главным конструктором» проекта, Стечкин — главным расчетчиком. Часть расчетов для проекта помог выполнить Н.Е. Жуковский. Средства на постройку опытного образца выделили Всероссийский Союз городов и ГВТУ, работы, развернувшиеся с середины 1915 г., обошлись в солидную сумму — 210 000 рублей.

Особой заботой Лебеденко стала секретность, которая у него, судя по воспоминаниям Микулина и Стечкина, приобретала почти театральный характер. Узлы делали на разных предприятиях: корпус и башню — в крытом манеже возле Хамовнических казарм, колеса — на заводе в Люберцах (ныне Люберецкий завод мостостроительного оборудования), привлекли и Сормовский завод. Сборку начали на большой поляне близ площадки Орудиево-среди выросшего с той поры леса и сейчас можно найти остатки двойного вала, когда-то опоясывавшего поляну. Вдоль вала, видимо, стоял забор или частокол.

Выглядела машина весьма оригинально. К корпусу на передних решетчатых фермах крепились два 9-метровых ведущих колеса со стальными ободами таврового сечения и тангенциальными спицами (благодаря этому они напоминали велосипедные), а на наклонной задней ферме — поворотная тележка со встроенным хвостовым катком значительно меньшего диаметра. На машине установили два бензиновых двигателя «Майбах» по 250 л.с., снятых в исправности с германского «цеппелина», упавшего на русской территории. Двигатель давал 2000 об/мин, скорость вращения колеса должна была быть примерно 10 оборотов в минуту. В 1916–1917 гг. Микулин и Стечкин пытались разработать собственный двухтактный двигатель АМБеС, который мог быть использован и для «колесницы», но эта работа была остановлена. Зато для «колесницы разработали оригинальный привод ведущих колес: вращение на каждое из них передавалось от своего двигателя двумя обычными колесами автомобильного типа, прижатыми с двух сторон к ободу ведущего колеса железнодорожной рессорой и вращавшихся в противоположных направлениях, а колеса разного диаметра образовывали своего рода фрикционный вариатор с передаточным отношением 250:1, сокращалась длина трансмиссии. Расчеты обещали весьма приличную скорость хода — до 17 км/ч. Масса собранной машины составила около 40 т, высота — 9, длина — 17, ширина — 12 м. Из-за стремления поставить побольше вооружения корпус с башнями и боковыми спонсонами сильно отнесли назад (видимо, за неуклюжий вид Стечкин и Микулин прозвали машину «Нетопырем»). Вооружение должны были составить две 37-мм пушки в боковых спонсонах и два 7,62-мм пулемета в верхней и нижней вращающихся цилиндрических башнях. Но вооружение так и не установили — ГАУ выделяло пушки и пулеметы только на проекты, которые считало реальными и готовыми к практическому использованию. Бронирование — противопульное, листы катаной стальной брони крепились к каркасу корпуса с помощью заклепок и болтов. На испытаниях в августе 1917 г. машина двинулась с места, сломала передней осью большую старую березу, прошла несколько метров по подготовленной гати, но, едва сойдя с нее, увязла хвостовым катком в грунте. Сказалось непродуманное распределение веса. Ведущие колеса пробуксовывали, оригинальный привод Микулина требовал доводки. В сложной лихорадочной обстановке тех дней новых средств выделить не могли. Еще раз машину пытались заставить двинуться своим ходом в 1918 г., и столь же неудачно. Доводкой машины не занимались, и, пожалуй, справедливо. А производство даже малой серии таких машин трудно себе представить.