Осенью 1859 года, сразу же после восстаний в Романье, Парме, Модене и Тоскане, возник план провести в Париже конгресс европейских держав, чтобы обсудить судьбу Италии и Папской области. Двумя наиболее влиятельными участниками конгресса должны были стать Франция и Великобритания.

Все попытки Момоло следовать правилам тихой дипломатии, которые настоятельно рекомендовали ему Скаццоккьо и другие деятели римской еврейской общины, провалились. Теперь он жил в Турине и все больше подпадал под влияние пьемонтских евреев, которые публично критиковали Ватикан, что резко контрастировало с позицией еврейских лидеров в Риме, предпочитавших не выходить из роли смиренных просителей. С точки зрения пьемонтцев, папская власть являлась анахронизмом, с которым цивилизованный мир не может больше мириться.

Поэтому главная надежда Момоло на возвращение Эдгардо была связана с предстоящим конгрессом. Болонская Gazzetta del popolo в выпуске за 28 ноября оптимистично сообщала: «Члены конгресса, вероятно, и сами отцы семейств, но даже и те, кто ими не является, наверняка не останутся равнодушны к мольбам отца, который просит вернуть ему сына, насильственно отнятого у него тем правительством, которое угнетенные и возмущенные народы сбрасывали всякий раз, когда оно оказывалось без защиты иностранной армии»[349].

В декабре 1859 года Момоло побывал в Париже, где отчаянно силился найти союзников, которые помогли бы ему в борьбе. Но история с похищением Эдгардо, которая столь живо занимала французского посланника в Ватикане в прошлом году и привела в сильное раздражение самого императора, уже не привлекала такого пристального внимания общества. Французы и так едва успевали следить за событиями, происходившими в Италии, где вначале разгромили австрийцев в Ломбардии, затем перестали существовать итальянские герцогства, рухнул старый режим в Романье и Тоскане и неопределенное будущее вырисовывалось для рушащегося Королевства обеих Сицилий, не говоря уж о щекотливом вопросе: что делать с остатками Папского государства?

Исидор Каэн, издатель Archives Israélites, давно поддерживавший в печати кампанию за освобождение Мортары, в отличие от Момоло хорошо все это понимал. В январе 1860 года он описал свою недавнюю встречу с Момоло, который явно был одержим одной мыслью — как вернуть сына: «Мы увидели в Париже отчаявшегося отца, — писал Каэн. — Мы слушали его, мы видели слезы на глазах человека, чья жена до сих пор болеет, не в силах оправиться от нанесенного ей удара. Мы чувствовали, что эта рана еще свежа, и у нас не нашлось мужества сказать ему, насколько невероятным нам кажется сегодня [дипломатическое] вмешательство»[350].

Из Парижа Момоло отправился в Лондон, где его и застигло известие об аресте отца Фелетти. Там он впервые встретился с сэром Мозесом Монтефиоре и обратился к Совету депутатов британских евреев, умоляя их достучаться до британского правительства, чтобы оно поставило вопрос о судьбе Эдгардо на предстоящем конгрессе. Еще Момоло встретился с сэром Каллингом Эрдли, главой протестантского Евангелического союза в Британии, который тоже активно выступал за освобождение Эдгардо. Он встречался с членами семейства Ротшильдов, которые уже оказывали ему финансовую поддержку. Теперь Момоло надеялся, что они смогут пустить в ход свое влияние, чтобы на конгрессе всерьез заговорили о деле Мортары. Однако после всех этих энергичных попыток напомнить о себе Момоло ждало разочарование. Из-за молниеносной быстроты, с какой совершались политические события, конгресс был отменен и мечты Момоло о том, что ведущие дипломаты Европы обсудят похищение его сына и сообща придумают план освобождения мальчика, развеялись как дым[351]. В Турин он вернулся подавленным и мрачным.

Хотя дело Мортары уже не находилось в фокусе внимания европейских дипломатов, оно продолжало находить живейший отклик среди евреев Италии, Британии и особенно Франции. Ни один другой журналист не ратовал за освобождение Мортары так неустанно, как Исидор Каэн в Париже. Немыслимо, писал Каэн, чтобы евреи сегодня жили в поистине средневековых условиях. Почти во всем мире евреи становились жертвами антиеврейски настроенных правительственных чиновников и оставались беззащитными против демагогов-антисемитов, которые периодически натравливали на них местный сброд, всегда готовый чинить погромы. В связи с делом Мортары и по свежим следам визита Момоло в Париж, в мае 1860 года в Париже собралась группа еврейских деятелей, убежденных в необходимости создать международную организацию для защиты гражданских прав евреев. И там они основали важнейшую (как показало будущее) европейскую организацию подобного рода — Всемирный еврейский союз (Alliance Israélite Universelle), штаб-квартира которой по сей день находится в Париже[352].

Люди, встречавшиеся с Момоло в ту пору, отмечали, как сильно изменили его страдания, пережитые за последние два года: он постарел, согнулся под гнетом забот. Его бизнес рухнул, и существовать ему теперь помогала еврейская благотворительность: деньги давали не только Ротшильды, но и простые евреи, приносившие пожертвования в синагоги по всей Европе. Вернувшись в Италию, Момоло явился к следователю Карбони для дачи свидетельских показаний. Он не сдержал горечи при упоминании слов бывшего инквизитора о том, что мальчик якобы сам был рад уехать от родителей, и о якобы проявленной папой заботе, и решительно опроверг их. При всем при том, если в остальных надежда на лучшее уже угасла, Момоло продолжал верить, что когда-нибудь сумеет вернуть Эдгардо.

В мае Джузеппе Гарибальди приплыл на Сицилию во главе легендарной тысячи добровольцев и установил свою власть над островом во имя короля Виктора Эммануила, хотя и вопреки его воле. В августе увеличившаяся армия гарибальдийцев двинулась походом на полуостров, а к началу сентября уже завладела Неаполем, где размещался бурбонский двор, правивший оттуда всем Королевством обеих Сицилий. Вскоре после этого оставшиеся территории Папского государства перешли под контроль пьемонтской армии, и под властью папы с его государственным секретарем осталась только небольшая область вокруг Рима.

Войска Виктора Эммануила быстро продвигались по Апеннинскому полуострову, Папское государство рушилось на глазах, и у Момоло появлялись новые основания для оптимизма. В августе 1860 года в благодарственном письме к главному раввину эльзасского города Кольмар, который переслал ему пожертвования, собранные кольмарской общиной, Момоло писал: «Счастливые события, происходящие сейчас в Италии, вселяют в меня надежду, что уже недалек тот день, когда справедливость будет восстановлена и ко мне вернется мой бедный милый сынок»[353].