Как грохочет дождь по крыше и стенам! Кто бы мог подумать, что на этом витке может быть столько воды?

Сухожилие привязал охотничий нож к бедру под бриджами. По правде говоря, я верил, что у него есть и мой старый игломет. Я вполне могу это признать, и это правда. Я верил, что он солгал мне об этом, как он часто лгал мне о многих других вещах; но путешественник, который взял нашу старую лодку и бросил его далеко вверх по реке, забрал и мой игломет. Ни Сухожилие, ни я никогда больше не видели его, но вскоре мы объединились в желании, чтобы он сел на посадочный аппарат вместе с нами, и чтобы он взял свое оружие — мой игломет, — как мы убеждали делать всех людей, поднимавшихся на посадочный аппарат. Он, без сомнения, был плохим человеком, беспринципным авантюристом, более чем готовым эксплуатировать тех, кого называл друзьями, и бросать их в беде, как только это казалось ему выгодным; но большинство людей на посадочном аппарате были такими же плохими или еще хуже, и многие были намного хуже.

Я должен прояснить это. Были ли инхуми, которые управляли им, монстрами? Да. Но и мы тоже.

Дождь прекратился. После стольких дней дождя это кажется странным, хотя нельзя сказать, что дождь льет без перерыва в течение сезона дождей. Если сезон еще не закончился, то через час или два дождь пойдет снова; если же он закончился, то это может быть последний дождь, который мы увидим за несколько месяцев. Я распахнул все окна, решив насладиться передышкой.

Орев вернулся! Я только что встал, чтобы еще раз взглянуть на небо, а он приземлился мне на плечо, напугав меня до полусмерти.

— Птиц взад! — сказал он так, словно отсутствовал не больше часа. — Птиц взад! Хорош Шелк! Дом хорош!

И, о, это хорошо. Так приятно снова увидеть его и знать, что, когда я уйду, я уйду не один.

Написав последние слова, я достал свою старую черную мантию, которую для меня украла Оливин и которую Его Святейшество патера Наковальня убедил меня надеть, когда я совершал жертвоприношение в Великом мантейоне. Буду ли я все еще носить ее, когда прибуду в Новый Вайрон, чтобы сообщить о своей неудаче? Похоже, я так и сделаю. Под ней у меня жилет с драгоценностями, и я собираюсь сохранить свои кольца. Они должны мне хотя бы это.

Удачи, Хари Мау!

Удачи вам, добрые люди Гаона! Вы лучше, чем большинство людей, которых я встречал, трудолюбивы, жизнерадостны и храбры. Пусть Квадрифонс Четырехликий, и все другие боги, как новые, так и старые, улыбнутся вам. Без сомнения, они так и сделают.

Написав это, я не могу не добавить, что то же самое можно сказать с равной справедливостью и о людях Хана. Они любят поспорить и выплеснуть свое неудовольствие на других (я замечал нечто подобное в Вечерне), но это не значит, что они мстительны; на самом деле они совершенно противоположны, смешливые, быстро все прощают и снова становятся друзьями. Они заслуживают гораздо лучшего правления, чем правление Человека.

Будет ли Хари Мау лучше? Вне всяких сомнений. Но если Хари Мау мудр, он назначит одного из них новым Человеком, некого лидера, которого все там уважают, доброго и уравновешенного мужчину или даже женщину, которая видела жизнь и научилась умеренности и состраданию. Я должен написать об этом в письме, которое оставляю ему, и я это сделаю.

Хари Мау, слушай Раджья Мантри, но принимай свои собственные решения. Пусть он думает, что ты доверяешь ему.

Все еще нет Вечерни. Я разговаривал с Оревом, который пролетел над всем этим витком — или говорит, что пролетел. Когда мы замолкаем, я слышу голос Саргасс, слабый и далекий, она поет в такт ударам волн.

Паджароку — переносной городок, как и сказал Вайзер. Я бы скорее сказал, что это переносной город, тень настоящего Города Паджароку, который должен быть где-то в Витке. Есть несколько хижин и несколько палаток; но они не Паджароку, и на них действительно смотрят неодобрительно. Крапива, позволь мне объяснить, что я имею в виду.

Когда ты, я, Кабачок, Ложнодождевик, ее муж и все остальные прибыли сюда, мы разграбили посадочный аппарат, который доставил нас сюда, и назвали новый город, который мы надеялись построить, в честь старого, в котором мы родились, а потом, по большей части, забыли его. (Я очень хорошо помню, как нам приходилось напрягать мозги, чтобы вспомнить названия некоторых улиц, пока мы писали нашу книгу; без сомнения, вы тоже это делаете.) Мы говорили о «нашем святом граде Вайроне», или, по крайней мере, так говорили наши авгуры, когда благословляли нас; но если не считать того, что это был центр Вайронезской веры, в нем не было ничего особенно святого.

Совсем по-другому обстоит дело с Паджароку и его народом. В Витке длинного солнца их город, казалось, был не столько городом, как Вайрон, сколько церемониальным центром, местом, где они собирались по святым дням и праздникам. У каждого из Девяти был свой высокий каменный мантейон, имелась дорога для процессий, подобная нашей Аламеде, обширная общественная площадь или площадка для церемоний под открытым небом и все такое.

Они были — и остаются — настолько привязанными к нему, что отказались воспроизвести его здесь в меньшем масштабе, хотя не в состоянии воспроизвести его полностью. Вместо этого они стараются полностью воспроизвести его план, не дублируя и даже не пытаясь воспроизвести его сущность.

«Улицы», вымощенные травой и папоротником, идут между «зданиями» и «мантейонами», которые представляют собой не более чем поляны в лесу, отмеченные способами, которые почти незаметны для наших глаз. Когда взрослые горожане, которых мы спрашивали, изъявляли желание поговорить с нами, они говорили о вратах, стенах и статуях, которые на самом деле не существовали — или, по крайней мере, не существовали здесь, на Синей, — и описывали их так подробно, как будто они маячили перед нами вместе с колоссальными образами Гиеракса, Тартара и прочих, которым они дали диковинные прозвища и которых сделали объектами странного, жестокого почитания.

Но когда улицы становятся слишком грязными или река поднимается, этот призрачный Паджароку отправляется в другое место, что я считаю отличной идеей. Наш собственный Вайрон был построен на южном берегу озера Лимна; когда озеро отступило, наши люди цеплялись за здания из коркамня, которые предоставил Пас, хотя они должны бы были цепляться за его идею — идею города у озера. Многие (хотя, конечно, не все) проблемы Вайрона, возможно, в конечном счете были вызваны этим ошибочным выбором.

Слушайте меня, Рог и Шкура. Слушайте все вы, читатели-фантомы. Здания — на время, идеи — навсегда. Жители Паджароку — во многом очень грубые — прекрасно это понимают, и в этом отношении они мудрее нас.

Поскольку я нашел время охарактеризовать народ Гаона и Хана, позвольте мне сделать то же самое для народа Паджароку. Вы уже встречались с ними в моих записях, с тех пор как познакомились с Он-загонять-овца и Она-собирать-ягода. Они по большей части невысокие и часто кривоногие, смуглые и с жесткими чертами лица, с пронзительными глазами и длинными жесткими волосами, которые всегда черные, если только годы не сделали свое дело или они не побрили головы, как это делают многие молодые люди и мальчики.