Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я запаниковал, – сказал он. – Я бы не нажал на спусковой крючок. Мне просто надо было, чтобы Веня подумал, что я это сделаю, и отпустил меня.
Но откуда-то же он взял эту угрозу. Раз Венедикт поверил в нее, значит, Рома мог ее осуществить. Убить самого себя, лишь бы быть с ней. Джульетте стало не по себе. Она этого не хотела, но надо думать, просто будучи Джульеттой Цай, она воплощала в себе царящее в этом городе насилие.
– Ты не можешь так поступить. – Она сжала его пальцы. – Ты не можешь выбрать меня и отринуть все остальное. Я этого не приму.
Прошла секунда. Пламя свечи, горящей на столе, колебалось, и на них падали пляшущие тени.
– Хорошо, я не буду, – прошептал Рома. Затем открыл глаза – медленно, чтобы приноровиться к тусклому свету. – Не покидай меня, Джульетта.
Это звучало как мольба. Мольба, обращенная к небу, к звездам, к силам, которые определяли их судьбы.
– Никогда, – торжественно пообещала Джульетта. Она и так уже делала это слишком много раз. – Я никогда не покину тебя.
Рома тихо вздохнул.
– Я знаю. – Он поцеловал внутреннюю часть ее запястья. – Думаю, я просто боялся, что они отняли тебя у меня.
От его слов у нее сдавило горло. Такова была их жизнь. Они всегда жили в страхе, хотя считалось, что у них есть сила и власть. Разве сила и власть не решают все проблемы?
Джульетта высвободила руку и вытянула мизинец.
– Клянусь своим сердцем, если это будет зависеть от меня, ты никогда меня не потеряешь.
Свеча мерцала. Рома перевел взгляд с ее лица на ее руку.
– Это что… такой странный американский обычай?
Джульетта фыркнула и, взяв Рому за руку, сцепила их мизинцы.
– Да, – ответила она. – По этому обычаю, если я нарушу свое обещание, ты можешь отрубить мне мизинец.
– Это японское толкование. Юбикири.
– То есть ты все-таки знаешь, что это значит?
Рома не хотел, чтобы она подумала, что поймала его на мелком вранье. Придав своему лицу нарочито серьезное выражение, он повернул ее руку ладонью к себе и растопырил ее пальцы.
– А что, если я хочу не этот палец? – спросил он, постучав по ее мизинцу, и провел ногтем по безымянному пальцу. – Что если я хочу вот этот?
Сердце Джульетты забилось часто и гулко.
– Какое нездоровое желание, – заметила она.
– Хм-м. – Рома начертил вокруг ее пальца круг, не оставив никаких сомнений в том, что он имеет в виду. – Думаю, в моем желании нет ничего нездорового.
– Тогда о чем ты? – Джульетта хотела это услышать. – О чем ты говоришь?
Рома чуть слышно рассмеялся.
– Я прошу тебя выйти за меня замуж.
Кровь бросилась ей в голову. Она почувствовала, как у нее вспыхнули щеки – нет, не от смущения, а от того, что бушующие в ней эмоции не могли найти иного выхода.
– А что, мое обещание с мизинцем для тебя недостаточно хорошо? – поддела его она. – Тебя на это подговорила Алиса?
Рома прижал ладони к ее щекам. Она думала, что из-за темноты он не заметит ее румянца, но он заметил, и его губы дрогнули в улыбке.
– Это ей не под силу, – сказал он. – Выходи за меня, Джульетта. Выходи за меня, чтобы мы смогли стереть кровную вражду между нами и начать все сначала.
Джульетта подалась вперед. Ладони Ромы легли на ее шею, отвели распущенные волосы с плеч. Похоже, он думал, что она хочет его поцеловать, но она потянулась куда-то ему за спину, и он вздрогнул, увидев у нее в руках один из многочисленных экземпляров Библии Лауренса.
– Я не знал, что ты религиозна.
– Я не религиозна, – ответила Джульетта. – Просто мне казалось, что в этом городе для того, чтобы пожениться, нужна Библия.
Рома моргнул.
– Значит, ты согласна?
– Shâ guā. – Джульетта подняла Библию и сделала вид, будто бьет его ею. – Ты что, думаешь, я собираюсь использовать ее как оружие? Конечно, я согласна.
Рома тут же обнял ее и повалил на диван. Библия со стуком упала на пол. К горлу Джульетты подступил смех, но поцелуй Ромы заглушил его. Несколько мгновение только это и имело значение – Рома, Рома, Рома.
Затем послышались далекие звуки стрельбы, и они оба, ахнув, отстранились друг от друга и прислушались. Окна были затемнены, они в безопасности. Но это не могло изменить того факта, что снаружи занимался день и в городе лилась кровь.
Началась бойня. Слышались едва различимые звуки горнов – сигналы к атаке.
Джульетта села и подобрала Библию. Вряд ли Лауренсу бы понравилось, если бы они поцарапали ее.
– Мне следовало предупредить больше людей, – прошептала она.
Рома покачал головой.
– Это же твоя собственная банда. Что ты могла сделать?
Да, в этом всегда и заключалась проблема. Члены Алой банды или Белые цветы. Коммунисты или гоминьдановцы. И в конце концов от всех этих междоусобиц выигрывали только иностранцы, хорошо устроившиеся под защитой границ своих кварталов.
– Я презираю ее, – прошептала она. – Если мои люди могут стрелять в народ только потому, что он сочувствует коммунистам, то я презираю их.
Рома ничего не сказал. Он только заправил ей за ухо волосы, не мешая трепетать от гнева.
– Я избавлюсь от своей фамилии. – Джульетта подняла глаза. – Я возьму твою.
Последовало молчание, во время которого Рома смотрел на нее так, будто пытался навеки запечатлеть в памяти ее черты. Затем заговорил снова.
– Джульетта, – выдохнул он. – Нельзя сказать, что мое имя чем-то лучше твоего. На нем столько же крови, как и на твоем. Можно назвать розу как-то иначе, но она все равно останется розой.
Джульетта вздрогнула, услышав донесшийся снаружи крик.
– Значит, мы никогда не изменимся? – спросила она. – Значит, мы так навсегда и останемся розами, с которых капает кровь?
Рома взял ее за руку и поцеловал костяшки ее пальцев.
– Роза останется розой, хоть розой назови ее, хоть нет[44], – прошептал он. – Но мы можем сделать выбор – ведь именно от нас зависит, предъявим мы миру ее красоту или будем колоть его нашими шипами.
Они могли сделать выбор. Любовь или кровь. Надежда или ненависть.
– Я люблю тебя, – с жаром прошептала Джульетта. – И мне необходимо, чтобы ты это знал. Я люблю тебя так сильно, что мне кажется, эта любовь поглотит меня.
Прежде чем он успел ответить, она вдруг схватила со стола клубок шерстяной