Я обернулась и посмотрела на Карла. На его мрачном лице не было и признака удивления. Единственной его реакцией на мои слова был глубокий вздох.

— Думаю, что я в глубине души об этом знал. Все было… уж слишком простым и очевидным. Все было настолько простым и очевидным, что оно не могло… не могло быть правдой, — стал рассуждать он вслух. — Мы возвращаемся в начало…

— Не совсем так. Каждым своим шагом и каждым своим движением он невольно дает нам все больше и больше информации о своих намерениях и о себе самом. Я интуитивно понимаю, что он продолжает работать над оружием всеобщего уничтожения, но отнюдь не для того, чтобы использовать его для коллективного жертвоприношения — убийства членов секты. Именно по этому вопросу у него возникли разногласия с руководителем секты и именно поэтому он его убил. Он — не религиозный фанатик. Он — человек своекорыстный и не станет жертвовать своей жизнью ради каких-то богов. Он всего лишь использует секту в целях личного обогащения. Я даже осмелюсь предположить, что он намерен продать это оружие самому щедрому из тех государств, которые будут вовлечены в предстоящую войну. Именно поэтому он и хотел тебя убить: он знает, что твоя женитьба на Наде может воспрепятствовать развязыванию вооруженного конфликта.

— Если это действительно так, то и Наде угрожает опасность.

— Да, но о ее безопасности уже позаботились. Она в настоящий момент скрывается в доме одного своего родственника в Финляндии.

Карл посмотрел на меня то ли удивленно, то ли заинтригованно. Он, похоже, задавался вопросом, как могло получиться так, что всего лишь за два дня, в течение которых он был вне игры, успело произойти так много событий.

А я тем временем размышляла на тем, как бы мне рассказать ему о своем подозрении. Решиться на это мне было не так-то просто.

— Карл, я… мне кажется, что я знаю, кто может быть Арьяманом.

Не решаясь меня об этом спросить, Карл молча смотрел на меня, и его глаза блестели от волнения.

— Это человек, которого ты знаешь, человек, которому известны все твои поступки, причем это близкий тебе человек. Это человек, которому известно и то, что ты собираешься жениться на Наде, и то, какое значение имеет это бракосочетание.

Под подобное описание попадало не так уж мало людей, а потому вряд ли Карл смог бы догадаться, о ком идет речь, и тем самым избавить меня от необходимости называть имя этого человека. Я, словно бы пытаясь отсрочить неизбежное и оправдываясь за то, что я сейчас скажу, начала рассуждать, постепенно подводя Карла к сделанному мной выводу.

— Я связалась по телефону с замком Брунштрих, чтобы поговорить с твоей матушкой. Мне хотелось, чтобы она рассказала мне о побывавших в замке гостях — а особенно о том, как был составлен список приглашенных. Мы сделали очень большую ошибку, упустив из виду один очень важный вопрос: как получилось, что Отто Крюффнер оказался в Брунштрихе? Тебе известно о том, что Ларс даже не был с ним знаком? Ларс сказал мне, что этого человека, возможно, пригласил ты. Когда я выяснила, что ты его не приглашал, оставался только один человек, кто мог это сделать, — твоя матушка.

Я замолчала. Мне хотелось, чтобы Карл что-нибудь сказал, но он даже не разомкнул губ, чтобы хотя бы попросить меня продолжить.

— Однако его не приглашала и она. «В моей записной книжке его адреса нет, — сказала мне твоя матушка, — а потому я никак не могла послать ему приглашение». Я стала настаивать: «Напрягите память, тетушка. Не может быть, чтобы он просто взял да и явился в замок без какого-либо приглашения». Твоя матушка и в самом деле попыталась напрячь память. «Подожди-ка минуточку, дорогая… Сейчас, после того как ты заострила на этом мое внимание, я вспомнила, что за пару дней до своего приезда в Европу он позвонил мне и сказал: «Алехандра, дорогая, я, наверное, злоупотребляю твоим щедрым гостеприимством, но мне хотелось бы пригласить на празднование Рождества нескольких друзей». Впрочем, а зачем бы я стала ему отказывать, если у меня полно свободного места? Этих гостей было трое. Да, насколько я помню, их было трое: профессор из университета, банкир и тот толстый господин, о котором ты меня спрашиваешь, — да примет его душу Господь в свои вечные обители!» Мое сердце екнуло: Крюффнер, Дюба и еще один человек. Мы выяснили, что это был Фридрих Тучек, преподаватель физики из кёнигсбергского университета «Альбертина». Тебе это о чем-то говорит?

Карл кивнул:

— Крюффнер был преподавателем санскрита как раз в этом университете.

— «Скажи мне, а кто тебе звонил?» — спросила я у Алехандры. «Я же тебе уже сказала, дорогая: мой деверь, герцог Алоис».

Был слышен только шум дождя, который напоминал шуршание бумаг, а еще казалось, что кто-то барабанит по столу пальцами. Этот звук доносился из приоткрытого окна, через которое в комнату проникал поток свежего воздуха, наполняющий ее запахом влажной земли. Да, был слышен только этот шум. Впрочем, слово «Алоис» оставило в ушах дребезжащее эхо, заглушить которое можно было только какими-то другими словами.

Однако я не знала, что еще могла сказать, и просто смотрела на твоего брата, который, окаменев лицом и как-то обмякнув, смотрел невидяще куда-то в пустоту.

Белый цвет, окружавший меня со всех сторон, непрекращающийся шум дождя и апатичность Карла заставили меня занервничать: мне почему-то показалось, что я в этой обстановке напоминаю случайного прохожего, который забрел в музей восковых фигур.

— Пожалуйста, скажи что-нибудь, — прошептала я, хотя и не была уверена, что Карл меня слышит.

Он отозвался не сразу, и когда он заговорил, зашевелились одни лишь губы — как у манекена-чревовещателя в том же музее восковых фигур.

— Знаешь, я в детстве бывал на ярмарке, проводившейся в парке Пратер. Как я гордился собой, когда, стреляя в тире, выбивал столько очков, что завоевывал главный приз. Однако больше, чем все остальное, меня наполняло гордостью то, что жизнь моего дяди — моего дяди! — похожа на приключенческий роман. Меня завораживали его рассказы о Бразилии, о путешествиях по морю и по рекам, о мулатах, которые работают на плантациях какао и не боятся диких зверей, живущих в тропическом лесу… Я считал своего дядю удивительнейшим человеком. Я им восхищался и я его обожал.

— Мы все — не такие, какими были много лет назад, — ласково сказала я. — Вот и ты уже не смотришь на все глазами ребенка.

Мне на какой-то миг показалось, что мои слова вернули жизнь в эту комнату, и она перестала быть похожей на экспозицию в музее восковых фигур. Твой брат в изнеможении откинулся на подушку. При этом он случайно пошевелил пораненной рукой и, как мне показалось, лишь с трудом заставил себя не скривиться от боли.

— Ты себя хорошо чувствуешь? Мне, наверное, лучше уйти, чтобы ты мог отдохнуть. Мы поговорим обо всем этом как-нибудь потом.

Сделав над собой неимоверное усилие, чтобы восстановить присутствие духа и невозмутимость, позволяющие отодвинуть все личные переживания на второй план и снова стать хладнокровным профессионалом, работающим на секретную разведывательную службу, Карл стал порываться продолжить этот разговор прямо сейчас: