человека. Дата долго смотрел на него. Шовкат зажег спичку, осветил его и, издав глубокий стон, бросился вперед.

Но Дата вовремя схватил его за руку, оттеснил назад и с улыбкой сказал молчавшему до сих пор незнакомцу:

— Пусть будет доброй наша встреча, батоно Кондрате!

Пораженный Арачемия молчал, во все глаза глядя на Букия.

— Свяжи этому господину руки, накрой его буркой и посади на коня. Здесь у нас нет времени с ним разговаривать, возьмем с собой, — обратился Дата ко мне.

...Солнце стояло в зените, когда мы вернулись на пастбища. Пастухи от радости не знали, что делать. Приготовили завтрак. Мы спрятали оружие в надежное место.

Целый день мы отсыпались. Дата проснулся раньше всех. Когда я поднялся, он уже закончил разговор с Арачемия.

— Это какой Арачемия, следователь? — спросил Ваган.

— А ты откуда его знаешь? — удивленно посмотрел на гостя хозяин.

— Хм, — улыбнулся Ваган. — Кто не знает Арачемия? Сволочь, опасный, вероломный человек.

— Именно. Он вел следствие по «делу» Дата и его товарищей. Черт знает, на какие только подлости не шел, как только не мучил их.

— Вообрази себе, что этот подлец держался бесстрашно. Ведь бывает, что люди, которые мучают других, нередко становятся жалкими трусами, когда сами попадают в опасность, и готовы на все ради спасения собственной шкуры. Этот же при первой встрече не пожелал и разговаривать, сказал Дата: «Напрасно теряешь время, ничего от меня не добьешься», — и будто онемел. Дата даже понравилось такое упорство, он оставил его в покое. Позвал во второй раз ночью. Я, Бекве, лаз и Сесирква были там же. Арачемия держался надменно. Вошел в шалаш и молча сел в угол. Дата медлил, не начинал разговора. Молчание нарушил Арачемия:

— О чем вы будете говорить со мной, шкипер?

Он сидел, глядя прямо перед собой.

— Да о многом хочется переговорить. Ты мне ночами спать не давал, все допрашивал. Ну, а теперь мы поменялись местами, — Дата достал из нагрудного кармана трубку.

— Я допрашивал потому, что это было продиктовано законом, правосудием. Меня назначило следователем правительство, а кто ты? Обыкновенный разбойник, живешь в лесу, как зверь, я не желаю говорить с тобой.

Он не смотрел на Дата.

— Твое счастье, что я в хорошем настроении, — тихо сказал Дата.

— Да если б даже был в дурном!

— Ты не боишься смерти?

— Я хочу, чтобы вы быстрее выполнили свои намерения, Букия! — Он поднял голову и посмотрел в глаза Дата. — Тяжело только ожидание смерти.

— Почему ты решил, что мы хотим убить тебя? Если б мы попали в твои руки, ты бы нас расстрелял?

— Конечно.

— Потому что бодяге и колючке мы предпочитаем полевые цветы? Вас ненавидят за насилие, смерть, погромы.

Арачемия нахмурился.

— Интересы республики, народа требуют наказывать непокорных.

— У народа вы ни о чем не спрашиваете, а говорите от его имени?

— Так ведь ложка прекрасно знает, что кипит в котле! — Он посмотрел на нас с холодной улыбкой.

Дата зажег трубку, долго дымил ею, потом негромко заговорил:

— Ты, конечно, образованнее меня, но скажи, пожалуйста: откуда ты знаешь, чего хочу я, чего хочет рабочий, чего хочет крестьянин?

— Довольно, не люблю толочь воду в ступе! — резко сказал Арачемия. — Прикажи, пусть отведут меня и расстреляют. От меня ничего не узнаешь, знай это.

— Мы и не собирались тебя убивать.

Арачемия поднял голову, при едва мерцающем свете коптилки посмотрел в широко открытые глаза Дата, пытаясь прочесть в них, правду ли он говорит или обманывает, как нередко делал он сам? Неужели его отпустит живым человек, которого он не так давно обрек на смерть? Ему, опытному следователю, нетрудно было убедиться в искренности слов Дата, и в глазах его появилась какая-то надежда. Он почувствовал себя увереннее, потребовал воды. Сесирква принес ему кружку молока. Он выпил.

— Я не имею права говорить с тобой об особом отряде. Все, что делается в стенах нашего здания, — государственная тайна, и я не могу ее разглашать. Кроме того, не хочу, чтобы обо мне думали, будто я презренный трус.

— Ну, что же, ты — мой враг, но я и врага могу уважать за твердый характер. А тайн твоих мне не надо. Меня интересует судьба только... одного человека.

— Спросил бы сразу, я не стал бы скрывать, — с готовностью воскликнул Арачемия.

— В тот день, — начал Дата, — когда меня увезли в больницу, вместе с матросами «Чайки» задержали троих ребят. Они ехали с нами из Туапсе. Среди них была переодетая в мужское платье девушка. У проклятого Тория были с ней какие-то старые счеты...

— Да, знаю, знаю, о ком говоришь, — прервал его Арачемия, — ты спрашиваешь о Марии Сабуре. Жертвой этой красавицы пали два наших сотрудника.

— Пали?

— Ты помнишь старшего коменданта Сигуа и его помощника Дзаргу?

— Помню! — ответил Дата.

— Тория считает, что это они прячут где-то девушку и двух ее товарищей. Сигуа и Дзаргу арестованы. Дела их неважны: допрашивают, выпытывают, где они укрыли шпионов. Пока они ничего не сказали. Но потом меня командировали в Очамчире, и я не знаю, чем все кончилось...

— Когда это было? — воскликнул Ваган и вскочил.

— Не больше недели тому назад, — ответил Джокия и с удивлением взглянул на гостя. — А что такое? Что случилось?

— Как это — что случилось! Если они скажут, погибла Мария, погибла и моя семья.

— А разве Сигуа знает, что Мария скрывается у вас?

— Конечно, знает! Сигуа и Дзаргу сами привели их к нам.

В волнении сорвался с места и Джокия.

— Если это так, ничего хорошего ждать не приходится! Нужно что-то предпринять!

— Я иду домой. И, если успею, спрячу куда-нибудь Марию.

Он ринулся в комнату, начал судорожно собирать свою сумку.

— А ты приведи ее к нам, — предложил Джокия.

— Ты прав, — Ваган подхватил рюкзак. — Ждать нельзя, дорога каждая минута.

— Я не пущу тебя одного, Ваган. Дам тебе человека, он пойдет с тобой. Слышишь? Человека дам, и потом — отсюда пешком, как можно? — Он выбежал на балкон, сбежал по лестнице и метнулся к воротам.

— Очень долго придется ждать?

— Нет, тотчас же вернусь! Позову Таию,