Мне не оставалось ничего другого, как откланяться и подняться к себе в номер. По дороге пришлось обходить имущество моего соседа — болотные сапоги, прорезиненный дождевик, удочки и верши, плетеную корзину для рыбы, а также пару огромных подбитых гвоздями башмаков.

10

Утром я съел обильный завтрак в обществе все того же рыболова (когда я спустился, он уже сидел в гостиной и, судя по всему, был готов к выходу).

За едой я рассматривал чучело дикой кошки в застекленном ящике на каминной доске. Это был солидный зверь ростом с крупного фокстерьера, с маленькой головой и неожиданно массивным задом. На морде застыло выражение крайней ярости. Сосед мой пояснил, что кошку эту подстрелили в окрестностях гостиницы в 1931 году.

— И что, их много здесь водится? — поинтересовался я.

— Полагаю, немало, — ответил мой собеседник. — Пастухи жалуются, что они таскают ягнят, а зимой чуть ли не в открытую нападают на людей.

Как выяснилось, он был не только рыболовом, но и большим знатоком диких кошек. Во всяком случае, много лет назад он подстрелил одну из них на холмах.

— Вы бы посмотрели на это чудовище после того, как мы ее освежевали! — сказал он. — Ни грамма жира, одни мышцы.

Он рассказал мне, что большинство зверей, которых в Хайленде держат за диких кошек, на самом деле являются одичавшими домашними животными. Хотя, несомненно, существуют и настоящие дикие кошки — вот как тот экземпляр на камине.

— Если уж домашняя, ручная кошка ушла охотиться в лес, — рассуждал он, — то все, пиши пропало. Она никогда не бросит это дело. Я знавал одного пастуха, у которого жила такая кошка. Можете себе представить, она каждое утро приносила ему добычу — то тетерева, то фазана… а как-то раз даже зайца притащила! Хозяин ни за что на свете не желал с ней расставаться, но беда в том, что подобные животные становятся неуправляемыми и рано или поздно совершенно дичают. Лучше уж сразу пристрелить… Есть, правда, один испытанный способ избежать крайности: надо вывернуть кошке уши и прикрепить их к голове. Кошки, знаете ли, терпеть не могут, когда вода попадает им в уши. Поэтому после такой экзекуции ваша киска будет сидеть дома…

Тут мы заметили возле крыльца молодого парня в охотничьей шапке. Одет он был в костюм из ворсистого твида и черные башмаки. Судя по тому, что в руках парень держал удочки и сети, это был подручный нашего рыболова. Англичанин тотчас прервал беседу, тщательно вытер усы и, топая не хуже подкованного першерона, покинул столовую.

Над Кайл-оф-Дарнесс вовсю сияет солнце. Верхушки холмов четко вырисовываются на фоне неба. Сегодня, когда я продолжаю свой путь в западном направлении — еду мимо озера, пересекаю пустошь, — трудно уже понять, чем, собственно, эти холмы так напугали меня вчера.

Я оглядываюсь вокруг и нахожу, что здешняя долина очень напоминает Гленко. В ней царит та же атмосфера мрачной, сосредоточенной задумчивости. С обеих сторон от дороги поднимаются высокие холмы; с одной стороны они достигают высоты 1700 футов, с другой попадаются великаны вроде Бен-Спионайха (2537 футов) и Гранн-Стаках (2630 футов). Временами между холмами открываются просветы, и заглядывая в них, я наблюдаю все ту же картину — мили и мили дикого, безлюдного великолепия. Вся десятимильная поездка от Дарнесса до Рикониха протекает в подобной местности — одной из самых девственно — прекрасных в шотландском Хайленде. Примерно на полпути встречается камень с выгравированной надписью, которая сама по себе свидетельствует о дикости и труднодоступности этого района:

1883 год

Посвящается жителям Дарнесса и Эдрахиллиса.

В знак великой благодарности и уважения

за их гостеприимство,

проявленное в ходе сооружения этой дороги.

Надпись сделана их покорным слугой

ПИТЕРОМ ЛОУСОНОМ,

землемером.

В наши дни многое изменилось, и судьба нечасто заносит государственных служащих в столь дикую и суровую местность. И все же, думаю, всякий, увидевший данный камень, оценит по достоинству такт и благородство мистера Лоусона, выразившего таким необычным образом свою благодарность.

Пересекая эту долину, чувствуешь себя так, будто играешь в прятки со сказочными великанами. Уже подъезжая к Рикониху, я замер в удивлении при виде огромного холма, в гордом одиночестве возвышавшегося слева от дороги. Эта гигантская, причудливо изогнутая громада высотой 2580 футов носит название Аркл, или Аркуйл, и по виду чем-то напоминает Гибралтар.

Дальше местность претерпевает заметные изменения. От Рикониха, где воды Атлантики вторгаются в сушу длинным извилистым рукавом Лох-Инхарда, и до самого Лаксфорд-Бриджа простирается удивительная зона — шесть миль заколдованной страны, принадлежащей не иначе как гномам. Дорога тянется на уровне моря в окружении целой сети мелких озер. Они разбросаны здесь сотнями — самых разнообразных форм и размеров. Напрасно я обращал взор к горизонту в поисках океана: повсюду, куда ни посмотри, простиралась испещренная озерами земля. Я невольно сравнивал здешнюю местность — неисследованную и неиспорченную — с другими дикими уголками Западного Хайленда: с Мораром, Арисайгом, окрестностями Гленелга и, в особенности, с Норт-Уистом. Когда ажурная сеть озер осталась позади, передо мной открылась еще одна потрясающая долина, пролегавшая меж двух гигантов — все тем же Арклом слева и погасшим вулканом (практически идеально конической формы) Бен-Стэк справа. Если бы среди многочисленных живописных пейзажей Хайленда мне пришлось выбирать какой-нибудь один — скажем, чтобы продемонстрировать заезжему иностранцу, — то я, несомненно, остановился бы именно на этом…

Дорога огибала подножье Бен-Стэка вдоль побережья одноименного озера, и неизменно на его противоположном берегу вырисовывался огромный и переменчивый силуэт Аркла. Эх, даже жаль: такая красота, а любоваться некому. В подобных местах если кого и встретишь, то случайного охотника на оленей или же фургон с оленями, который спешит к назначенному месту охоты.

К сожалению, этот удивительный, самобытный район, овеянный романтикой Атлантического побережья, не имеет собственной задокументированной истории. Местное население хранит память о происходивших в прошлом войнах между кланами и деяниях отдельных героев, но рассказы эти передаются от поколения к поколению в устной форме.

Я долго ехал по долине, тянувшейся вдоль озера Лох-Мор, затем проделал еще шестнадцать миль вдоль озера Лох-Шин и в конце концов — изрядно утомленный всеми этими долинами в духе Гленко — прибыл в деревушку по имени Лэрг.

Зато поздним вечером того же дня я добрался до Инвернесса и заночевал в настоящей городской гостинице.

Я принимаю решение пройти по Лариг-Гру, выхожу из Авьемора вместе с миссис Мюррей из Кенсингтона, провожу ночь на полу охотничьей хижины, пересекаю Глен-Тилт, сообщаю полезные сведения о происхождении традиционного шотландского напитка «Атоллское зелье» и наконец, проделав сорок миль, добираюсь до Блэр-Атолла.