— Матом? — удивилась Юля. — Я вроде не ругаюсь…

— Разводиться с кем-то собиралась.

— А, это… Да, развожусь.

— Я хотел тебя пригласить, а ты — вот она.

— А я вот сама пришла. Александрова — моя клиентка.

— Да ну?! Она моя тетка.

— О! Вы, значит… мальчик из хорошей семьи?

— Ну, только краем…

— Я вот тоже. Смотрите-ка, какие непутевые люди родятся в хороших семьях. Выпить хочется.

Юля подхватила с подноса бокал с шампанским.

— Я, кстати, не помню, мы на «вы» или на «ты» уже перешли?

Она отпила немного, продолжая танцевать. Видела в старом фильме с Ритой Хейворт. Интересно, с какого дубля у голливудской красавицы получилось так естественно и грациозно? Потому что Юлька пролила полбокала на своего партнера.

— Я не знаю… Не помню, — сказал он, тактично не заметив этого.

— Я, знаешь, на «ты» не очень люблю. Мне дистанция нравится, но если мы ее уже один раз преодолели, то чего уж опять преодолевать? Правильно? Народу сколько! Тетка твоя молодчина, — тараторила Юля, заговаривая неловкость.

— Верно, — коротко отвечал Эдик. — Слушай, а кто тебе всю эту зеленую поросль по плечам пустил?

— Сама.

— А на спине?

— И на спине сама.

— А как такое бывает?

— С художниками, знаешь, и не такое бывает. Вот один, например. Его паралич разбил. Ноги не держат, руки не летают. Так он кисть себе заказал метра три в высоту. Сам сидит в кресле-каталке, кисточку свою держит и малюет.

— Это Матисс был.

— Ого! — удивилась Юля познаниям инфернальщика.

— Я из хорошей семьи. Я ж докладывал.

— Из хорошей семьи военнослужащих?

— Почему?

— «Докладывал». — Она попробовала показать, как отдают честь в американской армии — от центра воображаемого козырька, резко перед собой и вниз.

— Нет, у меня дедушка в оперетте пел и тетка в балете…

— Поет?

— Не язви.

Эдик кружил Юльку до дивана и, мягко толкнув, усадил.

— Знаешь, в чем твоя проблема? — спросил он. — И не только твоя. У твоих подруг то же самое. Вы не умеете говорить мужику «да».

— Ладно, прости, я с мужем вчера наконец-то рассталась. Так что по инерции еще говорю «нет» всем остальным.

— У тебя муж есть?

— Да, был. Коррадо… А я не хочу уезжать.

— Иностранец?

— Да…

— Надо же, как интересно…

— Что тебе интересно?

— Да так… И что вы расстались? Может, помиритесь еще?

— Мы и не ссорились. Просто он хочет, чтобы я переехала туда. А я не хочу.

— А как же любовь?

— Да какая любовь?! Сделка.

— А у меня жена, наоборот, за границу сбежала.

Нет, беседа принимает отчетливо личный характер, а Юля совершенно не хочет знать ни про жену инфернальщика, ни про детей. Одной тетки достаточно. Правда, она чувствует себя немного виноватой после того злополучного эпизода с клипом. И поэтому она мила с ним, и только. Надо сматывать удочки.

— Хочу кофе. Хочу в кафе.

— Пошли в кафе, — легко соглашается Эдик.

Дурень, не с тобой в кафе. К девчонкам своим. Ну да ладно. Еще есть время.

— Сбежим? — насмешливо спрашивает Юля.

— Зачем сбежим? Просто уйдем.

«Какой спокойный человек, — думает Юля. — Не укусить, не ухватить, не обидеть».

— Неромантично как-то, — язвит она. — Как девушке надо предлагать? Убежим на край земли и умрем в один день.

— Ты пропустила — будем жить долго и счастливо.

— Ой, я тебя умоляю. Я в это не верю.

По Юлькиным расчетам, он должен сказать сейчас: «Зато я верю», — и посмотреть на нее долгим волнующим взглядом. Но Эдик потянул ее за руку и подтолкнул к выходу.

— Пошли, пошли. По пути расскажешь, во что ты веришь. Только ты народ в кафе распутаешь. Подумают, что ты кикимора.

— Это ты так думаешь! — возмутилась Юлька и сбилась с высокой ноты флирта.

— Нет, мне-то как раз нравится. Но пойдем лучше отмоем тебя.

— Тогда меня в кожно-венерологический диспансер упекут. Я вся в царапинах.

Они не пошли в кафе. Вернее, собирались, но, рассевшись по своим машинам, вдруг стали спорить, соперничать, доказывать, кто из них главный на дороге. Юлька с таким азартом демонстрировала свои водительские таланты, что Эдик на своем авто, похожем на дачный дом с приусадебным участком, поддался провокации. Мощь была на его стороне, маневренность осталась за Юлькой. Они гоняли наперегонки, хитрили, прячась друг от друга на боковых улицах, выжидали с потушенными фарами и неожиданно возникали, мигнув предупредительными огнями. Снова выезжали на тихий проспект и, вцепившись в рули, давали газу.

Наконец обе машины остановились с дымящимися шинами — одна напротив другой, близко, почти вплотную прижавшись бамперами, как будто для поцелуя. Они выскочили из салонов, выкрикивая на ходу короткие радостные реплики.

— Супер! — кричала Юля.

— Понравилось? — радовался за нее Эдик.

— Просто нет слов!

— У нас каждую неделю этот «stryt rays». Очень пары выпускает из человека.

— Отлично, спасибо тебе.

Юля благодарно, по-дружески обняла инфернальщика, а тот вдруг нежно погладил ее царапину на лице.

— Прости меня…

Она недоуменно пожала плечами и сказала:

— А теперь все-таки в кафе.

Они шли по Невскому и ели мороженое. Юлька даже не заметила, как снова говорили о серьезном. Но говорили легко, необязательно, готовые в любой момент остановиться, изменить тему, попрощаться.

— Вообще я — домостроевец, — заявил Эдик. — Я бы жену дома посадил и все.

— А она взяла бы и не села. Что бы ты делал?

— Ну, не знаю, что бы я делал… Зачем жене богатого человека работать?

— Творчески реализовываться.

— Чего-чего?

— Ну, самореализация… Слыхал?

Юльку не покидало ощущение, что Эдик чего-то не договаривает. Как будто видит, что у нее к губе пристал капустный лист, но не решается сказать. Вот и сейчас он набирает воздуху в легкие, чтобы ответить, но Юля его опережает:

— Прости, ты из хорошей семьи. Забыла. А ты богатый?

Эдик неопределенно машет рукой.