От Сингапура до Бали рукой подать, говорила Берти. Если уж лететь в такую даль, почему бы не повидать «родного сына»? (И у Берти еще поворачивался язык называть мать «пассивно-агрессивной»!) Всего-то четыре часа, но время и расстояние играли роль лишь постольку, поскольку их можно считать метафорами. Что Виола и делала.

– Ну ладно, я пошла, – сказала она, с облегчением взглянув на часы. – У меня такси заказано.

Она легко поцеловала Тедди в лоб; скорое расставание сделало ее почти нежной. Отцовский лоб был сух и прохладен, как будто уже наполовину забальзамировался и мумифицировался. Рука дрогнула; иного отклика Виола не получила.

Внизу, загораживая собой выход, топталась старуха из числа ходячих мертвецов, которая разглядывала площадку, где можно было бы разбить полноценный сад для проживающих, если бы не устроенная там служебная парковка. Старуху Виола узнала и даже вспомнила имя: Агнес. Когда отец перебрался в «Тополиный холм», она еще сохраняла рассудок и заходила к нему в палату поболтать. Теперь у нее был мутный рыбий взгляд, а с языка слетала какая-то чушь.

– Здравствуйте, – приветливо сказала ей Виола. По опыту она знала, как трудно общаться с тем, кто смотрит мимо тебя, как будто это ты – призрак, а не твой собеседник; но делать было нечего. – Вы не могли бы посторониться? Мне нужно выйти, а вы немного загораживаете проход.

Агнес что-то пробубнила, примерно как Берти, когда разговаривала во сне.

– Вам выходить запрещено. – Виола попыталась слегка отодвинуть ее с дороги, но Агнес приросла к месту, как корова или лошадь. Виола со вздохом изрекла: – Вам же хуже будет. – И набрала магический код (1-2-3-4).

Агнес шустро скользнула за порог; не успела Виола сесть в такси, как старуха уже пробежала половину подъездной аллеи. Можно было только восхищаться такой волей к свободе.

Новенькая медсестра неуклюже выскочила из дверей и обратилась к Виоле:

– Вы, случайно, не видели Агнес?

Пожав плечами, Виола сказала:

– Увы.

Уехав последним поездом в Лондон, Виола наутро пропустила подзаголовок в газете «Пресс». Новостное сообщение затерялось среди фоторепортажей об уличных гуляньях в минувшие выходные и о юбилейных празднествах. Виола так и не узнала, что «из дома престарелых исчезла страдающая болезнью Альцгеймера восьмидесятилетняя пациентка. На обочине магистрали № 64 ее заметил автомобилист; полиция пытается установить местонахождение женщины при помощи камер наружного видеонаблюдения. Имя пациентки стационара домашнего ухода „Тополиный холм“ не разглашается. По сообщению представителя администрации стационара, в настоящее время проводится масштабное расследование с целью выяснения обстоятельств, позволивших пациентке выйти из охраняемого корпуса; других сведений от администрации стационара не поступало».

Виола в это время находилась в сингапурском аэропорту Шанги. Еще одна беглянка.

От вокзала Кингз-Кросс Виола взяла такси до отеля «Мандарин Ориентал» в Найтсбридже. Она решила заблаговременно пригласить Берти встретиться в городе.

– Поужинаем? В «Диннере», у Хестона Блументаля, в «Мандарине»? – (Вот уж где вещи называются своими именами.) – Я угощаю!

– Прости, не смогу, – ответила Берти. – Я занята.

– Так занята, что с родной матерью встретиться не можешь? – игриво упрекнула Виола. («Что посеешь, то и пожнешь».)

К ней вернулся ужас субботнего вечера. Грегори заявил, что у нее «невроз покинутости». («Из-за того, что ты нас покинула?» – уточнила Берти). Виолу затошнило.

А предложи ей загадать три желания – что она выберет?

Чтобы ее дети вновь стали маленькими. Чтобы ее дети вновь стали маленькими. Чтобы ее дети вновь стали маленькими.

Где-то над Индийским океаном она вспомнила яркий сон минувшей ночи. Ее занесло на вокзал, причем не на современный, а на какой-то допотопный – темный, чадный. С ней был маленький Санни, в нелепом красном пальтишке с капюшоном, которое он носил лет в пять-шесть; на шее полосатый шарф. (Да, согласна, одевала она его нелепо, довольны?) На вокзале была толчея, люди спешили на поезд, чтобы разъехаться по домам. Всем мешал турникет рядом с будочкой контролера. К платформе спускалась лестница, но ни самой платформы, ни поезда видно не было. В обязанности Виолы и Санни входило сажать людей в поезд, покрикивая и направляя их в нужную сторону, как пастушьи собаки направляют скотину в загон. Толчея прекратилась, люди потекли тонким ручейком, да и тот вскоре иссяк. Где-то внизу захлопнулись двери поезда, проводник дал свисток, и Санни, просияв улыбкой, поднял к ней личико: «У нас получилось, мамуль! Все успели на поезд!» Виола не имела ни малейшего представления, как толковать этот сон.

– Вам нездоровится, миссис Ромэйн? – спрашивала милая китаяночка-стюардесса.

В салоне первого класса все с тобой милы. За это и стригут с пассажиров такие деньги, подозревала Виола. У нее по щекам катились слезы.

– Очень грустный фильм. – Она указала пальцем на пустой телеэкран. – Можно мне чашечку чая?

Пройдя паспортный контроль и получив багаж, она устремилась к выходу и покатила за собой чемодан. Перед ней с шуршаньем разъехались двери зала прибытия. За барьером стоял таксист, держа над головой табличку с ее именем. Виолу ждал очень приличный отель, а на завтра или послезавтра – куда-то подевался листок с программой пребывания – было назначено мероприятие под названием «Встреча с автором» и чтение «небольшого ознакомительного отрывка» из новой книги, «Каждая третья мысль», включенной в план следующего месяца. Вроде бы в программе числились еще два «круглых стола». «Роль писателя в современном мире» и «Массовая и художественная литература: ложный водораздел?» Что-то в этом духе. Литературные фестивали, книжные салоны, интервью, беседы в режиме онлайн – нужно же чем-то занимать людей. Но и себя тоже.

Виола приблизилась к водителю. Не назови она свое имя, он нипочем ее не опознает – ему невдомек, кто она такая. Обогнув таксиста, Виола как ни в чем не бывало пошла дальше, ступила на эскалатор, поднялась в зону вылета, отыскала стойку «Сингапурских авиалиний» и купила билет в Денпасар.

Она живо представляла выражение лица Санни («Сюрприз!»). Они всех отправят на поезд – у них получится. Уж как-нибудь.

Посвистев собаке, он тут же заметил в поле, раскинувшемся к западу от фермы, пару зайцев. Мартовские зайцы – в пору весеннего безумия они заправски боксировали в траве, как уличные бойцы. Тедди увидел еще и третьего. Потом четвертого. Когда-то в детстве на лугу в Лисьей Поляне он насчитал сразу семерых. Этот луг, как написала ему Памела, распахали под озимую пшеницу, чтобы в военное лихолетье прокормить голодные рты. Лен и шпорник, лютики и маки, первоцветы и маргаритки – все безвозвратно пропало.

Зайцы, вероятно, чуяли смену времен года, но Тедди не заметил наступления весны. По выцветшему небу тянулись блеклые облака. Их гнал резкий восточный ветер, долетавший с Северного моря через равнины, поднимая пыль над голыми, сухими бороздами. В такую погоду настроение падает до нуля, хотя Тедди слегка приободрился от заячьих боев и высокой, мелодичной песни черного дрозда, откликнувшегося неведомо откуда на его свист.