Если бы, подобно доктору Дарувалле, Вайнод и Дипа относились к Гаргу как к преступнику, это не помогло бы их делу спасения детей. Новая беглянка, «бескостная девочка» – потенциальная «женщина-змея», – была как раз таким случаем. Хотя, похоже, с мистером Гаргом ее связывали более личные, чем следовало, отношения, обвинения в его адрес помешали бы ей оказаться в кабинете доктора Даруваллы; он должен был признать ее здоровой, иначе «Большой Голубой Нил» ее не возьмет.

А в настоящем Вайнод отметил, что женщина среднего возраста, исполнительница экзотических танцев по имени Мюриэл, заснула; она спала с несколько кислым выражением лица, рот был неприятно открыт, а руки покоились на жирной груди. Пожалуй, в том, что в нее бросили апельсин, было больше смысла, подумал карлик, чем в том, чтобы смотреть, как она танцует. Но человеколюбие Вайнода распространялась даже на стриптизерш среднего возраста, поэтому на ухабистых улицах он сбавлял скорость, не видя никаких причин будить бедную женщину раньше времени. Во сне Мюриэл внезапно съеживалась. Наверное, уклонялась от летящих апельсинов, подумал карлик.

Когда Вайнод высадил Мюриэл, было слишком поздно еще куда-то ехать, кроме как обратно к борделям; район красных фонарей был единственной частью Бомбея, где людям требовалось такси и в два часа ночи. Вскоре в «Оберой» и «Тадж» начнут прибывать пассажиры с международных авиарейсов из Европы или Северной Америки, но никто из прилетевших не выкажет ни малейшего желания совершать круиз по всему городу.

Вайнод подумал, что ему лучше подождать окончания последнего шоу в «Мокром кабаре»: вдруг еще одной экзотической танцовщице мистера Гарга понадобится безопасная поездка домой. Вайнода поражало, что «Мокрое кабаре», то есть само помещение, было «домом» мистера Гарга; карлик не мог себе представить, где там можно спать. Должно быть, там, наверху, над скользким баром, липкими столами и покатой сценой, были жилые комнаты. Вайнод вздрогнул, подумав о полутемном баре, ярко освещенной сцене, столах в полумраке, за которыми сидели зрители – некоторые мастурбировали; впрочем, преобладающим запахом в «Мокром кабаре» был запах мочи. Как Гарг мог спать в таком месте, даже если он спал где-то выше?

Но как ни противно было Вайноду раскатывать по району борделей, будто на заднем сиденье его «амбассадора» сидел потенциальный клиент, он решил, что может и пободрствовать. Вайнода гипнотизировал тот час, когда большинство борделей начинали закрываться; в Каматипуре, на Фолкленд-роуд и Грант-роуд, наступал тот поздний час, когда большинство борделей будут принимать только клиентов на всю оставшуюся ночь. По мнению карлика, это были особенные и отчаянные мужчины. Кому еще захотелось бы провести всю ночь с проституткой?

В этот час Вайнод начинал испытывать тревогу и напряжение, как будто в этих закоулках Каматипуры можно было наткнуться на какого-нибудь недочеловека. Устав, карлик дремал в своей машине; автомобиль ему был ближе собственного дома, по крайней мере когда Дипа была в цирке. И когда ему было скучно, Вайнод курсировал мимо борделей трансвеститов на Фолкленд-роуд и Грант-роуд. Вайноду нравились хиджры; они были так смелы и эпатажны – к тому же им вроде бы нравились карлики. Возможно, что хиджры думали, что и карлики эпатажны.

Вайноду было известно, что некоторые из хиджр не любили его – те, кто знал, что карлик был водителем у Инспектора Дхара, те, кто ненавидел фильм «Инспектор Дхар и убийца девушек в клетушках». В последнее время Вайноду приходилось быть более осторожным в районе борделей; убийства проституток сделали Дхара и его карлика более чем непопулярными фигурами. Таким образом, в час, когда большинство борделей как бы закрывались, Вайнод был насторожен и напряжен больше обычного.

Во время своих проездов туда-сюда карлик одним из первых заметил перемены в Бомбее – он их отмечал собственными глазами. Исчез постер самого известного клиента карлика – образ невероятного Инспектора Дхара, к которому привык Вайнод и весь Бомбей, – все эти огромные щиты и панели над головой с рекламой фильма «Инспектор Дхар и убийца девушек в клетушках». Красивое лицо Дхара с небольшим кровоподтеком, порванная белая рубашка, открытая на мускулистой груди; хорошенькая растерзанная молодая женщина, свисающая с сильного плеча Дхара; и всегда – отливающий сталью полуавтоматический пистолет в его твердой правой руке. На тех же самых местах по всему Бомбею появился совершенно новый постер «Инспектор Дхар и Башни Молчания». Вайнод подумал, что узнаёт на этом постере только полуавтоматический пистолет, хотя и усмешка Инспектора Дхара была более чем знакома. На сей раз молодая женщина, перекинутая через плечо Дхара, была явно мертвой – и еще более явным было то, что она хиппи с Запада.

Это было единственное безопасное время, чтобы расклеить плакаты. Если бы народ не спал, то, несомненно, напал бы на расклейщиков. Старые плакаты в районе борделей были давно уничтожены; сегодня проститутки не тронули расклейщиков, поскольку, скорее всего, были рады, что «Инспектора Дхара и убийцу девушек в клетушках» заменяют новым оскорблением – на этот раз кого-то другого.

Однако при ближайшем рассмотрении Вайнод отметил, что новый плакат не очень-то отличается от старого. Поза молодой женщины, висящей через плечо Дхара, была той же самой, не важно, жива она была или мертва; и снова, хотя и не там, где прежде, на твердом красивом лице Инспектора Дхара был кровоподтек. Чем дольше Вайнод смотрел на новый плакат, тем больше он обнаруживал сходства с предыдущим; карлику показалось, что на Дхаре та же самая рваная рубашка. Это, возможно, объясняет, почему карлик лишь более чем через два часа разъездов по Бомбею осознал наконец, что мир ознаменован рождением нового фильма об Инспекторе Дхаре. Вайноду не терпелось увидеть его.

А вокруг в районе красных фонарей кишмя кишела необъяснимая жизнь – со своими сделками, со своим предательством и страхом, со своим скрытым от глаз насилием, – во всяком случае, такой она представлялась возбужденному карлику. Единственное, о чем можно было сказать с полной уверенностью, – это что в Бомбее никто, сколько бы там ни было публичных домов, – действительно никто – не трахал козу.

15

Брат-близнец Дхара

Старые миссионеры заснули

На той же неделе между Рождеством и новым, 1990 годом, когда первый американский миссионер должен был явиться в приход Святого Игнатия в Мазагаоне, все тамошние службы готовились к празднику. Храм Святого Игнатия был достопримечательностью Бомбея, ему вскоре исполнялось сто двадцать пять лет, и все эти годы приход нес свою духовную и светскую службу без помощи какого-то американца. Обязанности по руководству приходом были возложены на трех человек, и