Пока старшие охотились, взрослые дети великого князя Михаила Николаевича несли дежурство при императоре, младшие принимали участие в прогулках и развлечениях царских детей.

Часто бывала в Гатчине жена великого князя Константина Николаевича Александра Иосифовна с детьми и внуками. У них были свои апартаменты в Арсенальном каре дворца.

Свои комнаты во дворце были и у семьи герцогов Лейхтенбергских, Мекленбург-Стрелицких, принцев Ольденбургских.

Одним из наиболее близких императорской семье в Гатчине был Илларион Иванович Воронцов-Дашков. Вскоре после трагедии 1 марта 1881 года он организовал своеобразное тайное общество, которое должно было охранять императора и бороться с «крамолой» тайными средствами. Оно называлось «Добровольной Охраной», а потом было переименовано в «Священную Дружину». В «Дружину» вступило немало высокопоставленных чиновников и общественных деятелей. Позднее С. Ю. Витте утверждал, что идея «Священной Дружины» принадлежала ему и что именно он являлся едва ли не единственным инициатором ее создания. Но это вряд ли соответствует истине. Особенно учитывая рассказ Витте о том, как он сам по заданию «Дружины» следил в Париже за Львом Гартманом, участвовавшим в организации взрыва царского поезда под Москвой. И когда нанятые Витте убийцы были уже готовы совершить покушение на Гартмана, «Народная воля» пошла на организованные им же переговоры со «Священной Дружиной» о прекращении террора. Однако достоверно известно, что Гартмана не было в это время не только в Париже, но и вообще во Франции, откуда он был выслан еще в декабре 1880 года задолго до образования «Дружины».

1 июня 1881 года Илларион Иванович был назначен начальником Охраны Его величества и главноуправляющим государственным коннозаводством, а 17 августа 1881 года — также и министром Императорского двора и уделов, канцлером Российских Царских и Императорских орденов.

Воронцовы-Дашковы занимали небольшие помещения в Арсенальном каре дворца, а канцелярия министра Императорского двора и уделов находилась в Кухонном каре.

Заведующим Императорской главной квартирой был генерал-адъютант Оттон Борисович Рихтер. Он командовал походным царским хозяйством, замещал военного министра и министра двора в поездках императора, начальствовал над охраной, а также был докладчиком по делам, присылаемым из разных ведомств.

«Дежурным генералом» был знакомый императору по Русско-турецкой войне генерал-адъютант Петр Александрович Черевин. Начальник канцелярии Министерства двора Василий Силович Кривенко так описывал Черевина: «В казачьей свитской форме, с Георгиевским крестом за турецкую кампанию, в большой белой папахе на трясущейся слегка голове. Из-под длинных завитушек курпея высматривают зорко пронзительно колючие глаза. Лицо подернуто алкогольной окраской, острый нос, отвисшие вниз усы и шутливое приветствие на улыбающихся губах».

На самом деле Черевин обладал недюжинными способностями, умел работать и постоять за себя и своих подчиненных. В 1882 году он занял должность начальника Охраны Его величества. Когда государь жил в Гатчине, Черевин всегда был рядом. Он пользовался доверием и расположением всей царской семьи.

Обер-прокурор Святейшего синода Константин Петрович Победоносцев появлялся в Гатчине в основном по делам службы.

Среди постоянных докладчиков, которым император особенно доверял, был военный министр Петр Семенович Ванновский. Во время Русско-турецкой войны Петр Семенович был начальником штаба Рущукского отряда и зарекомендовал себя с лучшей стороны. Ванновский сменил на посту военного министра Дмитрия Алексеевича Милютина, автора военной реформы. Главой военного ведомства Ванновский был в течение всего царствования Александра III и еще три года после его смерти.

Входил в царское окружение и глава Гатчинского городового правления Мидий Мильевич Аничков. Маленький, щупленький, шустрый, обладающий комическим дарованием и смекалкой, он был хорошо знаком Александру Александровичу еще по пребыванию в Царском Селе. После переезда Аничкова из Царского Села все в Гатчине словно ожило. Деятельный и хозяйственный, Милий Мильевич сумел обновить не только запущенные дворцовые сооружения и парки, но и город, который когда-то император Павел I хотел сделать образцовым. Аничков сам вникал во все дела: обследовал крыши, подвалы, посещал все мастерские, не стеснялся расспрашивать мастеров, парковых сторожей и даже дворников.

Еще одной колоритной фигурой в окружении императора был Константин Устинович Арапов, командир «синих кирасир». По воскресеньям как командира части его приглашали на царский обед. Он пользовался особой благосклонностью императрицы. Арапов умел находить выход, казалось бы, из безвыходных ситуаций. Например, после смерти Александра II был длительный траур и музыки во дворце не допускалось. Зная о том, как Александр III любит музыку, Арапов придумал устраивать концерты напротив дворца в казармах при открытых окнах.

Музыка была неотъемлемой частью жизни Александра Александровича. Но теперь из-за траура он был вынужден отказаться и от традиционных музицирований, когда Мария Федоровна играла на фортепиано, а он на кларнете. Участвовать в концертах своего любимого детища — оркестра — он не мог по причине занятости. Но о необходимости поощрять русское национальное искусство, в том числе и музыку, император помнил. По воспоминаниям знатока музыки графа Александра Дмитриевича Шереметева, Александр III «очень любил музыку, но без всяких предвзятых, партийных мыслей, без всяких претензий на музыкальность».

Вскоре после переезда двора в Гатчину Константин Петрович Победоносцев сообщил императору о просьбе Петра Ильича Чайковского выдать ему заем в размере трех тысяч рублей с постепенной выплатой. «Просьбу Чайковского, — ответил император, — я надеюсь, можно будет исполнить, и пришлю Вам сказать о результате». А 2 июня 1881 года написал Победоносцеву: «Посылаю Вам для передачи Чайковскому 3000 рублей. Передайте ему, что деньги эти может мне не возвращать». Известна реакция композитора: «Я глубоко тронут той формой, в которой выразилось внимание государя к моей просьбе. Боюсь, что письмо мое недостаточно сильно выражает то, что в сердце моем чувствую».

Отношение к великому русскому композитору и его творениям у императора было на самом деле особенно теплое. История сохранила удивительный случай, свидетелем которого был граф Александр Дмитриевич Шереметев. Это происходило в Гатчине 25 октября 1893 года. В тот день император «был как-то особенно музыкально настроен и потребовал, чтобы сыграли одну из пьес Чайковского. Хор (вероятно, оркестр. — А. М.) играл в этот день особенно хорошо, и впечатление было сильное. Государь пожелал повторения и слушал с видимым наслаждением…

Все разошлись несколько позднее обыкновенного и под чудным настроением, а на другой день узнали, что в то самое время, когда это происходило в Гатчине, умирал Чайковский». «Казалось, — писал А. Д. Шереметев, — мы слышали его лебединую песнь. И тот, кто слушал ее так внимательно и так наслаждался ею, недолго пережил его. Мог ли кто из нас тогда это предчувствовать? В этот день государь меня особенно поразил. Он слушал как-то особенно задумчиво и грустно, дивная гармония была ему доступна, и весь он был проникнут красотою этих звуков, весь отдался этому чувству и ясно было, как сильно в нем самом сказалось художественное чутье».