Но первая волна радости прошла, а вторая никак не может накатить, вот Алекс и шляется в ожидании прилива по замерзшему пляжу собственных сомнений и предчувствий, ежесекундно повторяя про себя одну и ту же фразу — что-то здесь не так.

В последние часы она всплывала в его сознании неоднократно и была связана с причудливой реальностью «Левиафана» и его окрестностей. Что-то здесь не так, эти люди не похожи на спасателей, они похожи на… военных! В спасательной операции задействованы военные части? На памяти Алекса такое уже случалось, лет восемь назад, когда в горах пропало двое подростков из соседнего с К. городка. Эпохальное событие, произошедшее как раз в промежутке между смертью сербской семьи горнолыжников и гибелью лагеря австрийских альпинистов. Разница заключалась лишь в том, что дети (мальчик и девочка шестнадцати и пятнадцати лет соответственно) пропали летом, а не зимой. И они не были ни альпинистами, ни горнолыжниками. И не были местными жителями, просто приехали к родным на каникулы. Через три дня интенсивных поисков, когда стало ясно, что своими силами спасателям и добровольцам справиться не удается, подключились военные. Впрочем, детей не нашли и они, ни живых, ни мертвых. А все, так или иначе причастные к этой истории, смогли убедить себя в том, что имела место романтическая история. И такой же романтический побег, правда, без велосипедов. Юные Ромео и Джульетта просто сбежали из дому, и вроде бы их даже видели где-то в Больцано. Или даже в Вероне, хотя Кьяра, которая любит отслеживать подобного рода дела, эти слухи не подтвердила.

Очевидно, Лео и его метеостанция слишком важны для К., вот почему военных оповестили так быстро. Но зачем им оружие…

Оружие?

Теперь Алекс явственно видит карабины за плечами военных, странно, что он не заметил их раньше! Карабины — вот главная деталь, а вовсе не куртки, не альпенштоки! Но каким образом они могут помочь в спасательной операции?

Что-то здесь не так.

…Никто из солдат больше не обернулся. Не остановился, чтобы подождать Алекса. Еще несколько минут их спины маячили впереди, а потом исчезли. Так же неожиданно, как и появились, скорее всего — просто скрылись за поворотом. Он не успел ни обрадоваться, ни огорчиться этому, потому что за тем же поворотом увидел сложенное из камней невысокое строение. Тропинка обрывалась у самой двери, свернуть некуда, и захочешь — не обойдешь эти камни.

Военные наверняка уже внутри.

Алекс на секунду прикрыл глаза, вспоминая, как один из них махнул ему рукой. В этом взмахе не было ничего угрожающего, скорее, наоборот. Ему не нужно опасаться тех, кто пришел на помощь пленникам «Левиафана». Ему нужно войти.

Распахнув дверь, Алекс приоткрыл рот, чтобы произнести приветствие, но слова застряли у него в горле. Некому говорить «Здравствуйте!», некому говорить «Эге-гей, ребята!», сторожка пуста. Достаточно было обвести ее взглядом, чтобы понять это. Она пуста много лет, и предметов здесь немного, а на тех, что есть, лежит печать ветхости. Стол, колченогий стул, грубо сколоченная полка, подобие топчана: на него даже присесть страшно (на стул, впрочем, тоже). Маленькая печка-буржуйка со сломанной трубой. Она стоит в самом дальнем углу, рядом с окном. Окно тянется от одной стены к другой; обзор, который открывается из него, должен быть отличным. Если бы не туман, Алекс наверняка увидел бы величественную панораму гор.

А сейчас он видит только белую и плотную вату, просачивающуюся извне.

Неожиданно ему захотелось закурить. Желание было таким острым, что во рту немедленно начала скапливаться слюна. Алексу даже пришлось потрясти головой, крепко сжать зубы и разжать их — но желание не проходило. Странное дело, он ведь никогда не курил, не то что Кьяра! Мама была против всяческого курения и внушила эту же нехитрую мысль сыну: «Ты ведь знаешь, дорогой, что случилось с мужем тети Паолы? Он дымил, как паровоз, а в результате его парализовало, и умер он в страшных муках!» И было неважно, что несчастный муж тети Паолы умер совсем не из-за курения, но это тот самый случай, когда каждое лыко — в строку. По мнению мамы, курение — вот главная причина большинства смертельных заболеваний, неурядиц в семье, депрессий и мужской несостоятельности, «тебе, как будущему мужу и отцу, необходимо всегда об этом помнить, дорогой! Ты только взгляни на легкие курильщика, никаких фильмов ужасов не надо!». Мамина логика потрясает, ведь под боком у нее курящая дочь, а она всю силу своего темперамента обрушивает на некурящего сына. А Кьяре и словечка против не скажет, молчит, как рыба. Все потому, что она побаивается Кьяры, Кьяра для нее — существо высшего порядка, способное испепелить, если что-то будет ей не по нраву. А Алекс — послушный сын, он и слова поперек не скажет и будет выполнять все мамины прихоти, даже находясь за сотню километров от нее. Конечно, до крайностей в вопросе курения дело не доходит, не все смертельные болезни — следствие неумеренного потребления табака, так склонен думать Алекс. Однажды, в ранней юности, он даже сделал пару затяжек, но ничего особо волнующего не испытал. Скорее наоборот: в горле запершило, подкатила тошнота, и потом он еще долго не мог избавиться от неприятного запаха. Табачный дым, казалось, пропитал все поры его тела, и чтобы избавиться от него, пришлось целых полчаса стоять под душем. На этом отношения с сигаретами для него закончились, и он старается держаться подальше от курильщиков, к Кьяре это не относится.

Кьяра — это Кьяра, совершенно особенный человек. Высшее существо.

Но, в отличие от мамы, Алекс не боится, что старшая сестра испепелит его при случае. Он боится совсем другого: что сестра о нем, при случае, забудет.

Как же хочется курить!

К счастью, он вспомнил, что в кармане лежит подобранная пачка сигарет. «Не стоит этого делать, — сказал кто-то рассудительный внутри него. — К дурному привыкнуть — дело нехитрое. Отвыкать будет сложнее».

Кто же это там разговорился?

Прошлый Алекс, риелтор-неудачник и жалкий продавец рубашек. Мелкий воришка, стянувший чужие запонки (тоже, событие, а-ха-ха!). Радиолюбитель-надомник, фанат непотопляемого пса-полицейского, никогда не существовавшего в действительности. В действительности собак убивают, даже самых умных; полосуют ножом по горлу. С людьми тоже расправляются подобным образом. Прошли те времена, когда он видел смерть, обряженную в благопристойные, хотя и слегка обносившиеся одежды: старомодные фасоны, запах нафталина, выточенная молью ткань. Смерть заглядывает в К. так редко, что ей всякий раз удивляются, и сама она удивляется тоже. И даже изумляется — как незадачливый пассажир, севший не в тот автобус. И удаляющийся от нужного пункта назначения, вместо того чтобы к нему приблизиться. Он может сколько угодно жать на кнопку «стоп» и кричать водителю, чтобы тот остановился, но водитель остановится ровно там, где положено по расписанию.

Остановки «К., сраный городишко» в этом расписании не существует. Он лежит в стороне — и от смерти, и от всего остального. Прошлый Алекс чувствовал себя в этом городишке прекрасно, он собирался жениться на девушке, которую не любит, но к которой относится с симпатией, и прожить с ней жизнь. Так бы все и вышло, и он со временем привык бы к Ольге и к новоявленному родственнику Джан-Франко, вот только Джан-Франко мертв. Его смерть не чета смерти, которая настигает в К. только стариков и дается как награда за выслугу лет. Его смерть носит татуировки, предпочитает обходиться без одежды и не прочь повисеть вниз головой, как заправский акробат.