Падение Берлинской стены 9 ноября 1989 г. стало одним из наиболее ярких событий конца 80-х гг., это было также одно из наиболее символических событий периода «бархатных революций», и годовщина этого события отмечается как дата крушения советского блока и «железного занавеса» между Востоком и Западом. Между тем еще за месяц до этого события многие из лидеров ГДР рассчитывали удержать контроль за ходом дел, а также собственную власть в СЕПГ и в ГДР. В сентябре 1989 г. во всех городах ГДР шла подготовка к 40-летию создания ГДР, которое было решено отмечать как большой праздник. Публиковалось множество отчетов и документов к 40-летию республики. Берлинская стена, как казалось, стояла прочно, на границе между ГДР и ФРГ укреплялась охрана. Серьезную брешь в этой вооруженной самоизоляции пробило неожиданное решение Венгрии открыть свою границу с Австрией. Поток граждан ГДР устремился через Венгрию в Австрию, а оттуда и в ФРГ. Успело уехать, вероятно, не менее 150 тысяч человек, пока власти ГДР не смогли достаточно прочно перекрыть и свою границу с Венгрией. Эрих Хонеккер был болен и проходил в Москве послеоперационное лечение. Он вернулся в Берлин незадолго до праздника, но мог работать всего 3 – 4 часа в день и почти никого не принимал.

Торжественное заседание по случаю 40-летия ГДР прошло как обычно. Эрих Хонеккер сделал большой доклад об успехах республики. Делегацию от СССР возглавлял Михаил Горбачев, который также выступил с речью. Вечером праздничные мероприятия переместились на главную улицу Берлина Унтер-ден-Линден, где должно было состояться по традиции факельное шествие. Михаил Горбачев позднее вспоминал: «Мимо трибун, на которых находились руководство ГДР и иностранные гости, шли колонны представителей всех округов республики. Зрелище было, прямо скажем, впечатляющее. Играют оркестры, бьют барабаны, лучи прожекторов, отблеск факелов – а главное, десятки тысяч молодых лиц. Участники шествия, как мне говорили, заранее тщательно отбирались. Это были в основном активисты Союза свободной немецкой молодежи, молодые члены СЕПГ и близких к ней партий и общественных организаций. Тем показательнее лозунги и скандирование в их рядах: «Перестройка!», «Горбачев! Помоги!». Ко мне подошел взволнованный Мечислав Раковский: – Михаил Сергеевич, вы понимаете, какие лозунги они выдвигают, что кричат? – и переводит. – Они требуют: «Горбачев, спаси нас еще раз!» Это же актив партии! Это конец!!!»[167]Почти очевидно, что перевод был неточен. «Поддержи!», «Помоги!», «Спаси!» – все это разные понятия, хотя их можно выразить, используя какое-то одно слово.

Из ГДР М. Горбачев направился в ФРГ на встречу с Г. Колем. В это время в Берлине начиналась цепь драматических событий. 17 октября 1989 г. в Берлине состоялось заседание Политбюро ЦК СЕПГ, на котором было решено освободить от всех постов в партии и государстве Эриха Хонеккера. Вот как он сам описывал эти неожиданные перемены в своей книге-интервью «Свержение», которая вышла в Берлине в 1990 г.: «Перед самым началом заседания Политбюро 17 октября 1989 г. мне позвонил из Дрездена Ханс Модров, который накануне во время совещания с первыми секретарями вел себя очень эмоционально и выступал против меня. Он сказал мне: «Эрих, нам нужно было бы встретиться, чтобы сделать шаг навстречу друг другу». Я ответил: «Хорошо, давай в пятницу». Проинформировав об этом членов Политбюро, я открыл заседание, предложив высказываться по повестке. Тотчас слово взял Вилли Штоф, предложивший «освободить товарища Хонеккера от его обязанностей и внести это решение на утверждение в Центральный Комитет». Предложение Штофа, разумеется, застало меня врасплох, но я сумел, как это не раз было в моей жизни, быстро взять себя в руки и предложил собравшимся высказываться по существу. Курт Хагер, Зигфрид Лоренц, Инге Ланге – все они говорили, что многому научились у меня, но ситуация такова, что все ждут перемен в руководстве партии. Как говорила Маргарет Мюллер, надо освободить меня, не нанося ущерба моему авторитету. Гюнтер Шабовский сказал, что решение это дается им нелегко и что я должен понять их позицию. Я понял, что между ними все уже давно обговорено и согласовано. Завершил обсуждение Эгон Кренц, сказав, что в решающий момент он присоединяется к мнению других»[168].

Было подготовлено заявление от имени Э. Хонеккера со ссылкой на последствия тяжелой операции. Преемником Хонеккера стал Эгон Кренц. Позднее Хонеккер говорил и писал, что именно Эгон Кренц не смог удержать ситуацию под контролем и что он, Хонеккер, смог бы не погубить государство и остановить всеобщий хаос. Но это была иллюзия. Уже в последнюю декаду октября 1989 г. события в ГДР начали выходить из-под какого-либо контроля.

Мало кто в ГДР сомневался по поводу истинного смысла отставки Э. Хонеккера. Это была уступка народу ГДР и признак ослабления режима однопартийной диктатуры. Во всех городах ГДР начались мощные манифестации. Не было никаких беспорядков и громких лозунгов. Над 75-тысячной демонстрацией в Лейпциге был поднят лозунг: «Мы – народ». 27 октября Государственный совет ГДР издал указ об амнистии всех граждан, бежавших до этого дня на Запад или осужденных за попытку такого побега. 30 октября была прекращена передача в эфир наиболее одиозных телевизионных программ. 4 ноября в Восточном Берлине в грандиозной манифестации приняло участие более 700 тысяч человек. 9 ноября утром секретарь ЦК СЕПТ Гюнтер Шабовский сообщил на пресс-конференции о том, что руководство страны приняло решение упростить порядок выезда граждан за рубеж. После этого заявления тысячи граждан республики устремились к пропускным пунктам вдоль Берлинской стены. На одном из пропускных пунктов командир пограничной заставы, просто не выдержав психологического напряжения и, вероятнее всего, без какого-либо приказа свыше, дал команду – поднять шлагбаум. Толпа ринулась на улицы Западного Берлина. По всему миру шли телеграммы: «Тысячи граждан бегут в Западный Берлин», «Толпы штурмуют новые контрольно-пропускные пункты», «По стене беспрепятственно гуляют юноши и девушки», «Поезда с желающими покинуть ГДР отправляются из Праги и Варшавы» и т.д. Тысячи корреспондентов западных стран ринулись в Берлин, чтобы заснять и описать эти события. Под прицелом телекамер и при вспышках фотоаппаратов группы молодых немцев из Восточного и Западного Берлина, объединившись и получив ломы и другие инструменты, начали отламывать от Берлинской стены большие куски и целые плиты из бетона.

Полная растерянность царила в эти дни не только в высших структурах власти в ГДР. Не знал, что делать, и Михаил Горбачев. У него на ноябрь было намечено много поездок и встреч, в том числе и с главами некоторых европейских государств, а в самом конце месяца и с Джорджем Бушем-старшим на Мальте. Горбачев не изменил графика своих встреч и бесед, но и не знал, как комментировать падение Берлинской стены. На встрече в Канаде с премьером Б. Малруни Горбачев медленно произнес странную фразу: «Что касается германского вопроса, то это не актуальный вопрос сегодняшнего дня. Сегодня реальностью являются два государства, входящие в ООН и в существующие военно-политические структуры». Еще через несколько дней в беседе с премьером Италии Джулио Андреотти М. Горбачев также уклонился от обсуждения германских проблем: «Я прямо сказал: воссоединение ФРГ и ГДР – не актуальный вопрос»[169].