Эдуард, герцог Лаис, смотрел с башни на бушующее Море.

Оно ревело и бросалось на подножие замка, оно и не думало успокаиваться, волны пели, приветствуя… или требуя? Или и то и другое?

– Отец?

Сын подошел почти неслышно. Эдуард повернулся, с любовью посмотрел на своего первенца. Феликс родился слабеньким, и сколько же усилий потребовалось, чтобы выходить его, вырастить… но сейчас юноша ничем не уступал своим сверстникам. Прекрасно скакал верхом, владел мечом, и Эдуарду доподлинно было известно, что местные деревенские девушки тоже не жалуются на молодого господина, щедрого и незлого. Красавца с золотыми волосами и карими глазами. Совсем не похожего на мужчин со старых портретов… впрочем, эти портреты давно убраны с глаз долой. Фамильная галерея закрыта для посторонних.

– О чем ты думаешь?

Эдуард вздохнул, глядя на Море. Он не мог рассказать этого жене, но сыну… Ему принимать эту ношу.

– Море бушует.

– И что? – Феликс искренне не понимал, в чем дело.

– Море бушует, когда герцога нет дома.

Феликс помотал головой.

– Не понимаю? Мы же дома?

Эдуард вздохнул.

– Я не хотел говорить с тобой об этом здесь и сейчас, я подождал бы, пока тебе не исполнится тридцать, но, судя по всему, этих десяти лет у нас не будет.

– Отец?

– Ты никогда не задумывался, как мы стали герцогами Лаисами?

– Н-нет…

Эдуард вздохнул.

Понятное дело, не задумывался. Мальчик родился герцогом, для него это было привычно и понятно. А вот то, что сейчас расскажет отец…

– Мы родственники Лаисов, да. Но не герцоги.

Феликс даже рот открыл. Сказанное не умещалось в картину его мира.

– Ты видел родовые портреты?

– Д-да…

– Лаисы, истинные Лаисы, были темноволосыми, с серыми или карими глазами, белой кожей. Мы же… Сам видишь.

И Эдуард, и его сын были блондинами. Разве что Эдуард – сероглазым, а у его сына были золотисто-карие очи, пылкий взгляд которых испытывала на себе не одна красавица.

– И что?

– Около ста лет назад, чуть меньше, тогдашний Пре-отец решил уничтожить герцогство Лаис. Я не знаю за что. Знаю только, что в одну ночь его люди атаковали замок. Не выжил никто, нападавшие убивали всех, вплоть до младенца, лежащего в люльке. Уничтожали кровь Лаисов.

– А…

– Почему не исчезло герцогство? Потому что освободившееся место отдали нашему прадеду. Прапрадеду, если быть точным. Двоюродный брат тогдашнего герцога сделал ублюдка на стороне, не признал, но воспитал как своего сына. И наш прадед любил отца. Его, кстати, убили со всеми Лаисами. Так что мы не герцоги… кровь Лаисов в нас есть, ее достаточно, чтобы Море не бушевало, но для принятия наследия – этого мало. Слишком мало.

– Но как тогда он стал герцогом?

– Его не было дома, когда все случилось. Нет-нет, не думай о прадедушке плохо. Он не предавал, иначе сгнил бы заживо. Законы крови в этом отношении суровы. Он уезжал, а когда вернулся, все было кончено. В дневнике сказано, что он пытался отыскать хоть кого-то, потом понял, что все бесполезно, решил отомстить, но Преотец сделал ему предложение. Либо он убивает прадеда и род Лаис вообще прервется. Либо прадед становится герцогом и подчиняется воле Преотца.

– Он согласился?

– Он знал, что жив кто-то из старого рода. Кто-то из его сводных братьев или сестер. Не знал только, кто и где.

– А откуда он это знал?

– Его не приняло наследие Лаис.

Феликс помотал головой.

– Погоди… отец, что значит – не приняло наследие Лаис?

– Вот это, – на пальце герцога блеснул зеленый камень с вытравленной на нем серой акулой. – Это подделка. Настоящий, снятый с пальца убитого герцога, лежит где-то в сокровищницах Тавальена. Но в записях предка сказано, что его никто не смог надеть.

– Почему?

– Начиналась странная штука. Опухали руки, шли красными пятнами, люди криком кричали от боли… перстень попробовали примерить на осужденного. Ему становилось все хуже и хуже, в итоге он умер от удушья через несколько часов. Наш прадед примерил перстень, но когда по руке пошли красные пятна, снял его и больше никогда не надевал.

– А… потом?

– Сказано, что он ждал, искал, надеялся, но все было впустую. Тогда он рассказал все это своему сыну, в надежде, что рано или поздно найдется потомок… Преотец Лисандр был глуп. Если бы он убил всех Лаисов, Море обезумело бы, родовой замок был бы уничтожен, а герцогство стерто с лица земли. Ублюдки не считаются, особенно если они не приняты наследием. Этого не произошло, значит, кто-то остался жив. Не наш предок, его крови не хватило бы для признания Морем… Кто-то был. И был рядом, на земле Лаис…

Феликс медленно сжал виски.

– Кошмар… Прости, отец…

– Что уж там. Потому и закрыта для посторонних картинная галерея. Кровь герцогов сильна, поверь, если сейчас на земле есть Лаисы, они выглядят точь-в-точь, как их предки. Просто лучше этого никому не знать.

– А они есть?

– Посмотри на Море.

Феликс повиновался.

– Акулы?

Да, это были акулы. Целые стаи кишели рядом с замком, они играли, словно дельфины, они наслаждались бушующим Морем, но почему-то не жрали друг друга.

– Они приветствуют своего господина. Море поет, и акулы танцуют. Это один из признаков. Другой – принятие наследства. Есть и еще несколько, о них сказано в дневнике прадеда…

– То есть где-то есть законный герцог?

Эдуард улыбнулся сыну. Какой же умный мальчик у него вырос.

– Есть, сынок.

– И что теперь?

– А теперь нас ждет много проблем. Если герцог Лаис, истинный герцог, придет к воротам замка, мы не сможем поднять на него руку. Уж поверь, это станет нашей смертью. Кровь не потерпит предательства.

– И?

– А король вряд ли поймет мое желание жить. И Преотец Даверт тоже.

Феликс мрачно кивнул, понимая глубину ямы, в которой они все оказались.

Отказаться – нельзя. Им не жить. Согласиться тоже нельзя, все равно убьют. Избавиться от проблемы… может, если он сам…

– Проклятие падет на весь род, – Эдуард выделил голосом последние два слова. – Даже и не думай, если не хочешь нашей смерти.

– Не буду. Но что тогда делать? И зачем ты мне это рассказал?

– Рассказал потому, что больше не уверен в завтрашнем дне, – отрезал Эдуард. А что делать…

Он посмотрел на Море. На играющих акул – одну, белоснежную, длиной в шесть человеческих ростов, было особенно хорошо видно. И решительно тряхнул головой.