До спуска добралась половина отряда. Гораздо больше, чем рассчитывал Макаров. Самому ему видно не было, что происходило за склоном, но там одна за другой взорвались две мины. Мины осколочные. Следовательно, снова потери. А потом заговорили гранатометы группы Сохно.

– Вперед! – дал Слава команду.

Напрямую по плато они двинулись к выходной тропе. Сверху увидели, что человек двадцать боевиков прорвалось к машинам. Они выбрали две, быстро загрузились и... Мины сработали четко.

– Раненые! – скомандовал Слава.

Но его опередили. Согрин с Кордебалетом проявили удивительное отсутствие любопытства и даже не подошли к краю. Они искали раненых, которых можно было бы допросить.

– Капитан, – позвал Согрин. – Иди сюда, знакомиться будем с земляками.

Кордебалет перевязывал ноги раненому боевику. Слава подошел. Боевик матерился по-русски. Не совсем чисто, но по-русски.

– Сколько здесь всего было чеченцев? – спросил, склонившись над пленником, Согрин.

Чеченец с нескрываемым наслаждением послал подполковника далеко-далеко.

– Ничего, дружок, не переживай, сейчас подойдет Сохно, он тебе поможет разговориться.

Сохно подошел. Но чеченец побледнел еще до его прихода только от того, что услышал фамилию.

– Капитан, ты как здесь? – спросил он.

– Теперь я уже не капитан. Я майор, – Сохно улыбался так мило, что чеченец бледнел сильнее и сильнее. – И только сегодня сюда прибыл, чтобы со своими друзьями-чеченцами побеседовать. Говорить будем?

– Спрашивай...

Уже достаточно рассвело. Слава достал трофейную видеокамеру. Кассеты к ней он заказывал. Подкрепление привезло.

– Начнем осваивать новую профессию, – сказал он. – Дебют у меня был удачным. Что-то дальше получится. Только ты, Толик, перед объективом не вставай. Во-первых, не поместишься, а во-вторых, ты слишком известная личность, чтобы тебя показывать по телевидению. Не хватало еще, чтобы Ставропольская прокуратура сюда пожаловала.

Чеченцы провели неудачную акцию.

Они поверили утверждениям Рембо, что именно на этой горной базе содержится психотронное оружие. И хотя в прошлый раз оно в самом деле доставлялось непосредственно отсюда – в этом они убедились, допросив пленных американцев, – постоянно содержалось где-то в другом месте. Вот только не удалось узнать, где конкретно. Сержанты американской охраны этого не знали сами, иначе непременно сказали бы. Допрашивать чеченцы умели. Они оставили на базе труп своего убитого товарища, положив ему в карман удостоверение югославского военнослужащего. Это для публичного скандала, как и обговаривали раньше с Рембо. Обычная практика сепаратистов. Шестерых других убитых и двух тяжелых раненых забрали с собой. Чтобы не оставлять явных следов национальной принадлежности. Все убитые имели татуировки, которые делают только в русских тюрьмах.

Слава после боя на плато расстроился больше всех. Он надеялся самостоятельно добыть генераторы. Это был бы большой успех «команды теней». И для него самого возможность дальнейшего роста. Слава написал не так давно рапорт и докладную записку о необходимости создания бригады спецназа, которую надеялся, в случае удачных боевых действий «команды», возглавить. В записке он ссылался на опыт действий аналогичных советских подразделений в Афганистане – по сути дела, единственных подразделений, кто умел афганцев побеждать, на опыт спецподразделений других стран. То есть он предлагал свое умение поставить на массовые рельсы.

Согрин успокоил капитана:

– Не волнуйся. Так и так генераторы добудут твои «тени». Вся операция рассчитана на их мобильность и точные действия.

– Рассказывай, – потребовал Слава уже заинтересованно. – Если б ты знал, как мне это надо.

Они сняли каски, чтобы не разошлись по всем ушам через микрофоны данные о разработанном в Москве плане.

– Завтра начнется новое наступление сербов.

– Ерунда! Откуда такие данные? Я бы знал еще вчера.

– Вчера сами сербы об этом не знали. Костомаров уговорил вчера Милошевича.

– Костомаров здесь?

– Да. В Белграде.

– Но сейчас же бомбят адски. Любое наступление завалить, к чертям собачьим, могут...

– Потому и пришлось решать через самого Милошевича. Обязательно будут новые бомбардировки. Не без этого. И, естественно, неизбежны жертвы.

– Кажется, понял... И все это только ради того...

– Только ради того, чтобы американцы снова вывезли свои генераторы на полевые испытания. Ни одни испытания – сам знаешь! – не проводятся единично. Иначе трудно получить объективную картину.

– Откуда мы знаем, где они будут их ставить? Так запросто снова попадем под действие. И никакого толку не будет. Нужна большая подготовка. Очень большая. Обширные разведданные.

Слава покачал в сомнении головой и даже слегка стукнул кулаком по кевларовой каске. В досаде.

– За это отвечает Тарханов. Он будет наблюдать с той стороны. Там уже постарались Яблочкин с Иващенко. Яблочкин через родственные связи набрал целую группу молодых ребят, готовых работать против американцев. Что-то вроде «пятой колонны». Вернее, не набрал, они сами свою организацию создавали. А он их использует. Иващенко навербовал группу из офицеров разведуправления македонского генштаба. Эти дают техническое обеспечение. Тарханов знает место дислокации части, которая испытывала генераторы. За частью следят.

– А наша задача?

– Нас – мы трое поступаем под твою команду – разбросают по районам возможного проникновения американцев. Скорее всего они, как и в первый раз, захотят работать с Рембо. Ни к чему лишних людей посвящать.

– Рембо больше не существует. По крайней мере, не существует его лагеря и большей части людей.

– То есть?

– Я позаботился.

– Поторопился.

– Знать бы...

– Ладно. Ничего, надеюсь, страшного, хотя лишние хлопоты нам обеспечены. С кем-то они все равно действовать будут. И в месте проникновения мы должны их перехватить.

– Это понятно. Но кто тебе сказал, что они будут выходить в Косово через Македонию? А что, если через Албанию?

– Вот здесь ты, как командир «теней», и должен продумать свою тактику. Ты лучше знаешь обстановку. Соображай.

* * *

Тарханов встретился в ресторане с Сержем. Разговаривали через несколько столиков.

– Привет, старина. Ты куда запропастился в последние дни? Кстати, мы так и не выпили коньяк, который ты грозился поставить.

– Так я же поставил.

– А разве моя вина, что мы его не выпили?

Француз улыбнулся, капитулируя, поднял с улыбкой руки.