Уиграм не счел нужным говорить заместителю комиссара, что, вызвавшись отправиться в Афганистан в качестве шпиона, Аш поставил два условия, одно из которых вполне могло заставить его переменить решение. Он твердо заявил, что должен обсудить все с Кода Дадом и, если старик не одобрит план, от него придется отказаться. Второе условие было таково: разведчики должны пообещать позаботиться об Анджули и проследить за тем, чтобы она получила все права его законной жены, если он не вернется.

Насчет последнего никаких возражений не возникло, но, когда Уиграм засомневался, целесообразно ли вводить в курс дела постороннего человека, Аш резко ответил, что он в любом случае расскажет обо всем Зарину, а отцу Зарина он без колебаний доверил бы свою жизнь.

– Я знаком с ним с шести лет и ценю его мнение больше, чем чье-либо. Если он посчитает, что я смогу принести пользу, тогда я поеду, хотя вы должны помнить, что он патхан, то есть афганец, а потому может плохо относиться к шпионам, даже таким, деятельность которых способна предотвратить войну. Но я должен поговорить с ним, прежде чем принять окончательное решение.

Уиграм пожал плечами и сказал:

– Поступай, как знаешь. В конце концов, речь идет о твоей жизни. Как по-твоему, какой вердикт он вынесет?

– О, скорее всего, он согласится с вами, как и Зарин. Признаться, я не ожидаю, что он станет возражать. На самом деле я, вероятно, понапрасну потрачу свое и его время, но мне надо удостовериться.

– И получить его благословение, – тихо пробормотал Уиграм, непроизвольно высказав вслух свою мысль.

Слова прозвучали еле слышно, однако Аш разобрал их и быстро проговорил удивленным тоном:

– Да. Откуда ты знаешь?

Уиграм заметно смутился и неловко сказал:

– В наши дни это может показаться нелепым, но мой отец благословил меня перед моим отъездом в Индию, и воспоминание об этом часто согревает мне душу. Полагаю, традиция восходит к Ветхому Завету, когда благословение патриарха действительно что-то значило.

– «Исав сказал… отец мой! благослови и меня»[25],– процитировал Уолли, впервые за долгое время подав голос. – Надеюсь, ты получишь благословение, Аш, ради всех нас.

Уиграм порывисто встал с кресла и сказал, что им пора уходить, а потом выразил надежду, что Аш не станет тянуть с визитом к отцу Зарина, поскольку у него такое ощущение, что времени осталось очень мало и оно иссякает слишком быстро.

– Если командующий даст добро, когда ты сможешь выехать?

– Это зависит от Кода Дада и от Каваньяри. Я постараюсь увидеться с Кода Дадом завтра или послезавтра. Вы двое возвращаетесь в Мардан нынче ночью?

– Мы не собирались, но можем вернуться и сегодня.

– Пожалуйста, передайте от меня несколько слов Зарину. Скажите, что мне необходимо срочно повидаться с его отцом, и пусть он даст мне знать, в состоянии ли старик принять меня – насколько я понял, он сильно недомогал в последнее время. Если да, то где и когда, но я бы предпочел не показываться в его деревне, коли такое возможно. Зарину не нужно посылать мне никаких сообщений сюда. Завтра на закате я буду ждать его возле баньяна у первого мильного камня за Ноушерой. Возможно, он будет на дежурстве, но я надеюсь, вы сумеете устроить так, чтобы он ненадолго вырвался из Мардана.

Однако никто так и не узнал, что посоветовал бы Кода Дад, ибо он умер. Старик испустил дух примерно в тот час, когда Уолли и Уиграм Бэтти выехали из Мардана, направляясь в Атток; а поскольку в этот сезон всегда стоит нещадная жара, его похоронили еще до прихода ночи. И к тому времени, когда Аш подъехал к баньяну на Ноушерской дороге, где ждал Зарин со скорбным известием, Кода Дад-хан, в прошлом старший придворный конюший в маленьком княжестве Гулкот, уже целые сутки лежал в могиле.

Двумя днями позже заместитель комиссара Пешавара и капитан Бэтти из кавалерии разведчиков выехали вместе из Мардана, якобы с целью присмотреть удобные места для разбивки лагеря на равнине к юго-востоку от Пешавара.

Они отбыли без сопровождения и в такое время дня, когда все здравомыслящие люди предаются полуденному отдыху и местность кажется вымершей. Тем не менее по дороге они встретились и побеседовали еще с одним всадником – одиноким афридием, который отдыхал в тени высокой скалы и, возможно даже, поджидал их.

Собственно, говорил в основном Каваньяри, а Аш заявил только, что согласен собирать и передавать информацию при условии, что он будет сообщать всю правду в чистом виде, даже если она окажется отличной от мнения, какое желают слышать должностные лица в Симле.

– Если у меня не будет такой возможности, тогда вообще не имеет смысла браться за это дело, – сказал Аш.

На это Каваньяри ответил с легкой язвительностью, что, естественно, от него ожидают беспристрастности и непредвзятости, иначе и быть не может. А потом добавил, что командующий корпусом, с разрешения высшей инстанции, приказом назначил лейтенанта Пелам-Мартина на должность его, Каваньяри, личного офицера разведки на шестимесячный срок, независимо от того, будет объявлена война в течение означенного периода или нет, а самому Каваньяри дал право прекратить деятельность своего агента в любой момент, когда он сочтет нужным.

– В этом случае, разумеется, вы немедленно вернетесь к своим служебным обязанностям в полку. С присвоением внеочередного звания, коли пожелаете: его вы точно заслужите, а за труд полагается вознаграждение.

Аш поморщился и резко заметил, что взялся за это дело вовсе не в надежде на вознаграждение: он как раз считает, что самое главное здесь – иметь осведомителя, не преследующего никаких корыстных интересов. Он не ждет платы за свои услуги, и все, что он делает, можно рассматривать как возврат долга, ведь он в долгу перед разведчиками, которые относились к нему очень хорошо, а он еще никак не отблагодарил их.

– Теперь у вас появится возможность сделать это, – заметил Каваньяри, одобрительно кивнув головой, и перешел к обсуждению других вопросов.

Таковых было много, в том числе вопрос о денежном обеспечении самого Аша в Афганистане и Джули в Аттоке, а также различные детали, которые следовало обговорить, дабы история об отправке лейтенанта Пелам-Мартина на «курсы» куда-то на юг перед самым его возвращением в Мардан ни у кого не вызвала сомнений. Разговор продолжался довольно долго, и лишь когда тени начали удлиняться, двое англичан двинулись обратно в Пешавар, а афридий на своем тощем пони рысью тронулся на восток, в сторону Аттока.

Аш перешел Рубикон, и теперь оставалось только поставить в известность Джули. Он тянул с этим сколько мог, надеясь, что необходимость в таком разговоре отпадет: до сих пор оставалась вероятность, что Каваньяри или командующий в последний миг передумают и отменят эту затею как слишком опасную или невыполнимую, а до недавнего времени существовала вероятность, что ее не одобрит Кода Дад.

Сообщить о принятом решении Джули оказалось труднее всего. Даже труднее, чем предполагал Аш. Она чуть ли не на коленях умоляла взять ее с собой, настойчиво утверждая, что теперь она должна всегда находиться рядом с Ашем, тем более если он идет на опасное дело. Она не только сможет заботиться о нем и стряпать для него, но также одним своим присутствием будет отводить от него подозрения. Ну кто заподозрит шпиона в мужчине, сопровождаемом женой? Подобное предположение нелепо, а потому послужит защитой для Аша.