Первое, что бросилось в глаза полковнику — ненавязчивая, но повсеместная роскошь. Тротуары вымощены разноцветной узорчатой брусчаткой вместо более дешёвых и практичных материалов, никаких безликих типовых построек — каждое здание явно создавалось по индивидуальному проекту. Многочисленные статуи, фонтаны и украшения, названий которых китежец не знал, уместней смотрелись бы в музее, а не на улице рядового города.

Рам разглядывал всё это со снисходительной брезгливостью человека, чуждого роскоши. Для него эта красота выглядела бессмысленной тратой ресурсов, которыми можно было распорядиться с большей пользой. Например, потратить на оборону.

Командно-штабная машина выехала на площадь, забитую народом. Помимо идиллийцев, собралось и немало инопланетников — туристов, и тех, кто решили осесть на Идиллии, не смутившись сумасбродства её коренных обитателей.

А именно сумасбродами аборигены и выглядели. На выехавшую командно-штабную машину идиллийцы смотрели без страха, с любопытством на молодых красивых лицах. Толпа выглядела собравшейся на праздник, в руках у многих Костас заметил бутылки и бокалы.

Особенно полковника поразило то, что аборигены приветственно махали руками оккупантам и улыбались, будто встретили старых дорогих друзей. Дамочки вовсю флиртовали с бойцами оцепления, обалдевшими от такого развития событий. На некоторых участках от оцепления осталось одно название: вместо шоковых дубинок и щитов в руках “отважных воинов Союза Первых” оказались местные красотки.

При всём при этом, аборигены не воспользовались идеальными условиями для атаки. Они даже не делали попыток пересечь изрядно поплывшую линию оцепления.

“Выдеру всех”, — мрачно решил Костас, разглядывая своих расслабившихся подчинённых.

В оцепление он отправил две роты бейджинцев, которые демонстрировали достаточно высокий уровень дисциплины. А теперь выяснилось, что этой самой дисциплины хватило до первой ладной женской попки.

“Удолбанцы”, — раздражённо подумал Рам.

Он и сам не понимал, кто злит его больше: расслабившиеся на вражеской территории бейджинцы, или местные, охотно “лёгшие” под завоевателей без намёка на сопротивление.

“Что за народ?” — презрительно подумал Костас и едва сдержался, чтобы не сплюнуть.

В следующую секунду его машина словно пересекла незримую границу, и на Рама обрушился шквал совершенно не свойственных ему чувств: веселье и радостное предвкушение переполняли его приятным щекочущим нетерпением, какое бывает перед интересным и долгожданным мигом.

Столь же неуместное чувство теплоты, открытости и дружелюбия странно перемешивалось с сексуальным возбуждением, звавшим забыть к чертям всю эту никому ненужную чепуху с оккупацией и, наконец, как следует отдохнуть и развлечься.

Костас словно вернулся в прошлое, в полузабытые дни, когда он был жизнерадостным пацанёнком, бегавшим с друзьями по улицам родного города. Когда отец по возвращению домой, первым делом вёз маленькую, но дружную семью в парк развлечений. И маленький Костас едва не подпрыгивал на заднем сидении машины в ожидании чуда.

Следом нахлынули чувства из поры горячей юности, когда от поцелуя кругом шла голова, и хотелось петь и плясать от счастья, а вид обнажённого женского тела вызывал неудержимое желание…

Неожиданный рывок вернул полковника в реальность. Тяжелая бронемашина резко развернулась, скрежеща гусеницами по брусчатке и замерла.

Встряхнувшись, Костас огляделся. Эмпатическая атака накрыла всех: связист тряс головой, словно схлопотал хук в спарринге; водитель вцепился в штурвал так, будто от этого зависела его жизнь, а Ракша, сняв шлем, смотрела перед собой подёрнутыми поволокой глазами, с застывшей на губах блудливой улыбкой.

— Кого трахать собралась? — Рам щелкнул у неё перед носом пальцами.

Девушка вздрогнула и огляделась с таким видом, будто пыталась вспомнить, кто она и где находится.

— Никого, — вяло отозвалась Дана и надела шлем, прячась от глаз приёмного отца.

— Собрались! — рявкнул Костас, пытаясь злостью выжечь чуждое воздействие. — Водитель, отведи нас дальше от толпы. Как на инструктаже говорил? Десять-пятнадцать метров от эмпатов.

Штабная машина откатилась на указанное расстояние, но эмпатический контракт не исчез, хоть и изрядно ослаб. Губы Костаса изогнулись в злой усмешке: долбаные яйцеголовые из разведки не могут даже нормально проверить данные, что вписывают в инструкции.

Полковник собрался было приказать отъехать дальше, но передумал. Теперь он мог совладать с ослабленным воздействием, а ощущать настроение толпы — бесценно.

— Шлемы не снимать, — на всякий случай напомнил Рам, указывая на монитор, показывающий состояние атмосферы за бортом машины. — Не хватало ещё надышаться феромонами.

Водитель, конечно, включил систему защиты от ОМП, создающую избыточное давление в обитаемом отделении машины, но чёрт знает, как на деле это поможет от феромонов. Если даже с эмпатией хреновы умники не смогли толком определиться.

— Есть подключение к городской сети, — сообщил связист.

Полковник выбрался на броню и, выпрямившись во весь рост, заговорил.

— Я — полковник Костас Рам, Вооружённые Силы Союза Первых. С этого дня исполняю обязанности коменданта города. Прежняя администрация уволена, поэтому по всем вопросам обращайтесь ко мне.

Многократно усиленный голос китежца разносился над площадью и метался эхом среди стен домов на примыкающих улицах. Костас знал, что сейчас его речь транслируется по всем городским информационным каналам, чтобы все жители Зелара были в курсе произошедших в их жизни изменений.

— В городе вводится военное положение, — сообщил он аборигенам.

Особых эмоций, кроме лёгкого недоумения, это не вызвало. Похоже, идиллийцы просто не знали, что это такое.

— Установлен комендантский час, — развил мысль Костас. — После десяти вечера и до шести утра вам запрещено находится на улице. Нарушившие этот приказ будут расстреляны.

И вновь его слова не вызвали страха. Похоже, местные не воспринимали слова коменданта всерьёз и у Костаса зачесались руки продемонстрировать новые жёсткие правила жизни. Но повода никто не давал, а китежец был не из тех, кто наказывает невиновных. Жители захваченного города до этой минуты проявляли исключительную лояльность и, несмотря на презрение к ним коменданта, заслуживали поощрения, а не репрессий.

— Вы обязаны сдать всё имеющееся у вас оружие, — продолжал комендант. — Тот, кто не выполнит этот приказ, будет расстрелян. К солдатам Союза вам следует обращаться “господин” или “сэр”, вне зависимости от их звания.

Идиллийцы смотрели на него с интересом, как на заезжую знаменитость, почтившую город приветственной речью.

— Все продуктовые склады города объявляются собственностью армии Союза, выдача продуктов населению будет производиться централизованно. Подробности вам сообщат завтра по инфосети. Вопросы есть?