– Какого хуя ты творишь, урод? – набросилась я на него. – Нет мозгов, так набей их!

– Ого, а ты и впрямь далеко не принцесса. Строптивая грубиянка… – рассмеялся Ред. – Мне нравится.

– Свали на хер! – огрызнулась я, открывая шкафчик, доставая чёрный рюкзак, закидывая его на плечо. – Используй свои дешевые подкаты на диснеевских девочках.

Я удалилась под хохот его дружков. Уроды.

Дома меня встречает бабушка, не отрывающая глаз от телевизора. Лео купил ей огромную плазму, на которой она постоянно смотрит свои бразильские мыльные оперы. Вот и сейчас они так дико шумно что-то выясняют. Боюсь даже представить, что стряслось.

Но мне нечем заняться, поэтому я плюхаюсь в кресло, закинув ноги на подлокотник.

– Привет, бабуль, – здороваюсь я. – Что за сериал?

Она не отвечает мне. Я качаю головой, делая глубокий вдох. Ладно, какая разница, как он называется.

Я просидела целый час, ни разу не шелохнувшись. А сериальчик-то ничего такой. Шумный, конечно, но зато сколько страсти. Ух!

Серия закончилась. Я заерзала.

– Ба, а у тебя хороший вкус, – усмехаюсь я, скидывая затекшие ноги на пол.

Бабуля поворачивается ко мне, пару раз моргает, затем поджимает губы.

– А ты кто?

Я вскидываю брови, вздыхая:

– Зашибись!

POV Шейн

Мышцы сегодня ноют сильнее обычного. Я вытаскиваю спортивную сумку с формой, промокшей до нитки от моего пота.

– Ты такими темпами себя загонишь.

Оглядываюсь на гараж. Отец снова возится со старой дедушкиной колымагой. Дело дрянь.

У нас с ним свои методы отвлечения. Я тренируюсь до полного изнеможения. Он пытается отремонтировать эту рухлядь, чье место на свалке.

– Ей хуже? – спрашиваю я, игнорируя его слова обо мне. Отец сразу понимает, о ком я спрашиваю. Он вытирает потный лоб запястьем, выглядывающим из-под черной от мазута перчатки. Он устало прислоняется к капоту, затем бросает ключ на землю.

– Доктор говорит, ей лучше, – все же выдыхает отец. – Но она все ещё в зоне риска. Он не знает, когда она оклемается. У всех восстановление происходит по-разному и… нам остается просто поддерживать её и ждать.

Я киваю, понимая, о чем он говорит. Я знаю, что Мие тяжело. Я понимаю, что ей больно. Но не могу ей помочь. Она меня к себе не подпускает.

– Я пойду в дом.

– Иди, – соглашается отец. – Ужин в холодильнике. Придётся самому греть, раз вернулся так поздно.

– Хорошо.

Я привык ужинать в одиночестве. Это лучше, чем постоянно ловить на себе осуждающий взгляд матери. Она считает, что это все моя вина. Я не уберег, не заступился, не сделал того, что должен был, по её мнению, сделать. Думаю, отец тоже так считает. Но он хотя бы продолжает со мной разговаривать, пытаясь понять, что я другой.

В холле тихо. Кажется, что дом погрузился в глубокий сон. Здесь больше не слышится любимая музыка Мии, её смех, тонкий мягкий голосок. Теперь она не выходит из своей комнаты и вообще не разговаривает.

Я достаю из холодильника прозрачный контейнер с ужином, ставлю его в микроволновку.

– Ты сегодня даже позже обычного. Что-то случилось?

Я устало улыбаюсь, садясь за стол напротив бабушки, ставлю контейнер на стол. Не буду брать тарелку, слишком устал, чтобы мыть еще и кучу посуды.

– Нет, просто сегодня позанимался дополнительно.

– Шейн, – бабушка покачала головой, – не нужно так издеваться над собой.

– Бабуль, – спокойно выдыхаю, – со мной все хорошо. Ты же знаешь, я хочу получить спортивную стипендию. А для этого нужно тренироваться.

– Ох, сладкий мой, – бабушка накрывает мою руку своей ладонью, – я знаю тебя лучше, чем ты думаешь. И спортивная стипендия тебе ни к чему. Твои мозги помогут тебе получить обычную стипендию. Ты просто пытаешься спрятаться. И делаешь все, чтобы приходить домой как можно позже.

– Бабуля, – протянул я, глядя, как морщинистая, но очень тёплая рука похлопывает мою, – тогда ты должна понимать, что я не смогу здесь находится целыми днями. Мне нужно чем-то заниматься.

– Знаю, дорогой, знаю, – покряхтела бабушка. – Но это пройдёт. Все в жизни проходит. И Мия поправится. Им просто нужно дать ей чуть больше пространства.

– Ага, уже дали.

– Не такой свободы, – бабуля покачала головой. – Ты ведь не видишь, как они перед ней пляшут. Я все понимаю, многое повидала на своем веку. Ей, конечно, тяжело, но они носятся с ней, словно она смертельно больна. А ей наоборот надо вернуться к привычной жизни, к друзьям, в школу, в конце концов. Чем больше мы над ней трясёмся, тем хуже она себя чувствует.

– Бабуль, это не ко мне. Ты это маме лучше скажи.

– Говорю, сладкий мой. – Она грустно улыбается. – Каждый день говорю, будь уверен. Но разве кто будет слушать старуху?

– Я же тебя слушаю, – усмехаюсь.

– Ты слушаешь, но вряд ля прислушиваешься. Если бы прислушивался, то приходил бы домой до захода солнца.

Я закатил глаза.

– Это не твоя вина. И чхать я хотела, – выругалась бабуля, – что думает эта женщина, – она подняла палец вверх, имея в виду мою маму, которая сейчас находится на втором этаже, возможно, спит. Бабушка потрепала меня по голове, я замер. – В жизни ещё и не такое бывает. Ты не всесильный, и, так или иначе, не смог бы оберегать её постоянно. Есть братья, которым вообще все равно на своих сестер. Мия знает, что ты её любишь. И она поймёт, что ты сделал правильный выбор. Вот увидишь…

***

POV Салли

Я вновь просыпаюсь, поглощённая ужасом – вот оно, моё наказание. Тюремное заключение – ничто, по сравнению с еженощными истязаниями моего сознания.

Снова и снова. Раз за разом. Я переживаю все то, что случилось в ту безлунную ночь. Я не хочу больше этого видеть. Каждый раз, засыпая, я молю не видеть снов. Лучше просто побыть в темноте, чем в самых ярких красках вернуться в паутину страха.

И вот мои глаза вновь сканируют тишину комнаты. На часах три утра. Я шумно выдыхаю, откидываю голову на подушку. Все ведь хорошо.

Я ворочаюсь с боку на бок. Уже не уснуть. В горле пересохло. Придётся встать и спуститься вниз за водой.

Я откидываю одеяло, спускаюсь на кухню в майке и трусиках. Мои босые ноги встречаются с прохладным деревянным полом, вздрагиваю, по коже скользят мурашки – то еще удовольствие.

Мне жарко, и вода приятно обволакивает горло, затем пищевод. Я кладу руку на грудь, наслаждаясь прохладой. Но уже в следующую минуту напрягаюсь с ещё большей силой.