Маг также подобрал простое слово-ключ, произнесение которого снимало заклятие. Потому принц, который всегда изъяснялся красноречиво, как герой древних легенд, вдруг начал заикаться и запинаться, пытаясь выразить простейшие, повседневные мысли. Серебряные кинжалы, пораженные этой переменой, клялись, что в жизни не узнали бы княжича, не будь они извещены, но, разумеется, все пребывали в уверенности, что княжич просто искусно разыгрывает роль.

В некотором смысле это так и было; вернее, княжич всегда играл свою роль в том странном предании, которое они слагали не из слов, а из собственных жизней. Порою, вспоминая того беспечного, очаровательного мальчугана, каким когда-то был Маррин, старый маг чувствовал себя убийцей. Многие годы он наставлял и воспитывал княжича и преуспел, лишив его всех присущих ему изначально особенных черт, как королевский садовник подстригает и обрезает побеги, чтобы создать живую изгородь или привязывает к решетке вьющуюся розу, вынуждая ее принять несвойственную ей форму. Иногда трудно было различить, стоит ли Маррин выше самого себя или ниже, кто он: великий герой легендарной древности или маленькая картинка героя, миниатюра, какими славятся книгописцы Бардека – яркие краски и чернильные контуры. Но королевству он был нужен в любом облике: не человек со всеми обычными слабостями и добродетелями, который пользовался бы властью короля, а фигура, которую можно достойно использовать как символ этой власти. Невину оставалось только надеяться, что в какой-нибудь из будущих жизней он сам или Владыка Судеб воздаст Маррину за то, что его личность изменили, срезали, как срезают кожуру с яблока.

Однако прежде, чем мальчик станет хоть каким-то королем, его еще нужно было доставить в Кермор целого и невредимого, притом вместе с советником. Невину пришлось продумать и то, как спрятаться ему самому. Должна быть какая-то причина, почему почтенный старик путешествует с отрядом наемников, и потому маг решил выдавать себя за торговца драгоценностями, который платит наемникам за возможность ехать с ними и под их охраной, в полной безопасности. Он знал достаточно о драгоценных камнях, чтобы создать нужное впечатление, к тому же Кассил вручил ему те немногие украшения, какие нашлись в его княжеской казне, в качестве подарка королевне Кермора, и их можно было выдать за товар на продажу. Основная опасность заключалась в том, что им непременно нужно было остаться не разоблаченными. Применение чар оставляет отчетливые следы и на эфирной плоскости, и на астральной; тем, кто умеет видеть, нетрудно эти следы обнаружить. Потому Невин не мог себе позволить никаких чар, пока княжич не достигнет земель Кермора – ни единого заклинания, ни провидения, даже огонь разжигать нельзя. Он обратился к повелителям стихий с просьбой отозвать своих духов, чтобы они не крутились вокруг него и княжича, а это означало, помимо прочего, что никто из Вольного народца не предупредит его в случае чего. Прожив две сотни лет в облачении мага, сейчас он чувствовал себя голым, как в кошмарном сне, когда тебя представляют его величеству Верховному королю, а ты обнаруживаешь, что ухитрился забыть дома штаны…

Наутро им пришлось беспокоиться о более земных вещах; точнее, Невин уповал на то, что это – именно земные трудности: испортилась погода.

Свинцово-серое небо низко нависло над землей, западный ветер принес запах весеннего дождя, и после полудня хлынул ливень. Ветер скоро улегся, но дождь лил без остановки.

Невин согласился с капитаном, что им лучше ехать вперед, пока дороги не развезет вконец.

Он ломал себе голову, была ли эта погода естественным явлением или плодом усилий некоего темного чародея.

Он не мог ничего определить наверняка, не выдав себя, и уж тем более не мог применить чары для борьбы с врагом.

Вечером, когда они с Карадоком ужинали всухомятку, магу пришлось усилием воли отвернуться от костра, чтобы не увидеть пляшущих в огне духов. Поскольку на капитана тоже напала черная хандра, эту трапезу трудно было назвать веселой, пока Невин не решил развеять тоску Карадока.

– Что за кручина тебя гложет, капитан? Похоже, что-то очень серьезное?

– Что, я так плохо выгляжу?

– Очень даже.

Карадок вздохнул и, поколебавшись, пожал плечами:

– Понимаешь, добрый господин советник… ох, извини, почтенный купец… Меня сильно беспокоит, какой прием я встречу в Керморе.

– Разве ты забыл, что король уже даровал тебе прощение, за все сразу и наперед?

– Но я не позволю себе напомнить об этом, если это доставит ему неприятности, а такое вполне возможно. Там есть могущественный вельможа, который может затаить обиду, если меня простят, и я не хочу, чтобы он заваривал кашу за спиною короля, так-то вот!

– А, понятно…

Они посидели молча с четверть часа, но вдруг Карадок не вытерпел:

– А, к демонам это все! Слушай, я расскажу, как было. По целому ряду причин, о которых умолчу, если позволишь, мне нельзя было оставаться дома, и отец пристроил меня в дружину лорда по имени Тидвальк. Слыхал о таком?

– Честно говоря, нет.

– Он был по-своему порядочным человеком, но старший сынок его… скользкий как уж, сущий слизняк, и, понятное дело, господину нашему про это говорить не стоило. И вот этот гаденыш, барчук… уж не помню, как звали его, то ли Гварин, то ли Гварк… – в общем, он связался с одной женщиной из бондов, сделал ей ребенка и бросил. Знаешь, он из тех псов, что вычешут блоху, да и забудут. Но этой вонючке взбрело на ум убить женщину, чтоб никто не дознался. А я случайно проходил мимо ее домишки, и со мной очень кстати было двое парней, свидетелей, потому что мы услышали, как бедняжка вопила и рыдала, когда благородный сынок нашего лорда пытался ее задушить. Ну, я его сгреб в охапку и сломал ему обе руки, – Карадок смущенно отвел взгляд. – Сам не знаю, чего это вдруг на меня нашло. Она была всего лишь крестьянка, но мне отчего-то так душу резануло! Подло потому что…

– Я бы на твоем месте не стыдился этого поступка, капитан. Скорее наоборот.

Капитан пожал плечами, словно не заметив скрытой похвалы.

– Ясно, что лорд Тидвальк выгнал меня из дружины. Мне показалось, что он этого не хотел, но как-никак гаденыш был его первенцем и все такое. Беда в том, что лорд тогда уж был немолод, а лет-то сколько прошло! Уверен, что ныне сынок сам стал лордом…

– И, конечно же, не испытает особой радости при встрече с тобой. Хм, теперь я понял, чего ты печалишься, но ведь и этот молодчик мог умереть. В Керморе немало случалось распрь за эти годы.

– И то верно, – капитан несколько приободрился. – Твои бы слова да богам в уши! Будем надеяться на лучшее. Все равно ведь мы ничего изменить не можем, не так ли?

Пять дней кряду серебряные кинжалы ехали под дождем и спали под дождем, пробираясь по землям Пирдона проселочными дорогами, тропами и избегая торных путей. Наемники ворчали и ругались, применяя богатый лексикон брани, свойственный людям военным, но не болели; зато Невин сильно страдал от сырости. По утрам ему требовалась помощь, чтобы подняться на ноги, и суставы немилосердно ныли и' скрипели всякий раз, когда он взбирался в седло. Жизненная сила, даже подкрепленная чарами, имеет свои естественные пределы. Он уже подумывал заварить какую-нибудь травку из своего запаса и полечиться, но тут как раз дождь иссяк, сменившись погодой жаркой и душной. Тут же налетели тучи мошек и комарья, и зависли над вереницей всадников, словно полоса дыма. Так минул еще один день, и наконец они достигли берега реки, которая служила границей Пирдона; в том месте, где она сливалась с рекою Авер-Требик, располагался единственный большой город западного края.