Потом ехала на работу. Я купила небольшую подержанную машину, чтобы не терять время на дорогу.

В нашем институте все было по-прежнему. Жалкий диктат угасающего финансирования, отсутствие перспектив самых интересных проектов, исчезающая возможность опубликоваться в хорошем международном издании.

Директор Борис Соколов с облегчением согласился на мое же предложение – работать несколько часов в день по договору. Сумму даже стесняюсь назвать. Так не в ней же было дело. В царстве науки истина живет и в самой убогой хибаре. Любые внешние трудности, ограничения, запреты и решетки – это всего лишь тьма и тлен, которые бессильны перед светом самых маленьких открытий.

Я хотела вернуться туда. Вернуть себе азарт, отчаяние и восторг настоящей борьбы – вчерашнего знания с догадкой из завтра. Только в этом – по-настоящему великий смысл наших усилий, томления душ и напряжения мозга, который был задуман природой как подарок, оружие, единственно возможный храм.

За три года работы в Америке я накопила скромную по всем понятиям сумму. Квартиру свою успела выхватить из вороватых лап Ивана Николаевича. Колеса были. Осталось совместить мое возвращение к науке, – а у меня это запойные, круглосуточные терзания, – с той задачей, которая меня привела в Москву.

Не знаю, как, от чего и зачем, – но здесь я стерегу двух детей. Я даже не сформулирую, кто они мне такие. Я ни за что не произнесу слово «любовь», оно погибло под завалами. Но необходимость наблюдать, контролировать, поджидать опасности вокруг Коли и Пети возникла в сознании как будто без моего участия. И существует как аксиома, как долг и как моя большая тайна.

Для работы есть всегда длинные ночи. А днем я вновь возвращаюсь в квартиру Груздевых. Василиса встречает меня со стоном облегчения и подготовленной порцией нытья. Она ничего не делает. И все больше пьет. Ее откровения и жалобы становятся все более откровенными и, сказать по правде, все более тошнотворными.

В Штатах дорогой хирург написал ей тома инструкций по уходу за собой и своими архитектурными излишествами. Здесь, в обычной московской квартире, без специалистов, салонов, медицинских очищающих и поддерживающих процедур даже посещение туалета становилось для нее проблемой. И она рассказывала мне об этом в самых неприятных подробностях. А уж тема постели с мужем – это пытка для меня. Как, сколько минут, в какой позе, когда в последний раз…

Я смотрю на нее и тихо ужасаюсь про себя. «Восточный рисунок» глаз смялся, скомкался, обвис. На грудь и зад смотреть страшно. Губы шлепают, как сдувающиеся мячи. Это все требует обновления, черт знает чего еще. Если уж однажды пришла такая идиотская идея в башку, надо быть готовой обслуживать собственное тело, как мумию в мавзолее.

И, возможно, не внешность самая большая проблема. Маленький, инфантильный мозг Василисы не справляется ни с переменами, ни с водкой.

Однажды мне даже показалось, что она под настоящим наркотическим кайфом. Она заговаривается, постоянно что-то забывает, мучительно вспоминает, по любому поводу впадает в панику и истерику. Это деградация.

Василиса в опасности. Василиса и сама опасность.

С Александром совсем другая истории. Он собрался, как хищник перед очередным прыжком, стал энергичным, сосредоточенным, внимательным, уверенным. Похудел без всякого тренажерного зала и бассейна, казался подтянутым и сильным. Впрочем, в его телефонных разговорах я пару раз слышала слова «сауна», «приду подкачаться в твой клуб». Дома он теперь днем почти не бывал, вечером не всегда и, как я заметила, часто приходя на рассвете, ночевками тоже Василису не очень баловал.

Александр вернулся в свою среду и знакомое, изученное окружение бандитского рынка России девяностых годов, когда именно криминальный талант был главным путем к успеху, к большим и невероятно большим деньгам для мелких советских воришек, для отсидевших хулиганов и налетчиков. Сейчас все эти урки стали уважаемыми олигархами, депутатами, владельцами государственных корпораций. Они пришли во власть и в структуры, охраняющие власть. Не факт, конечно, что они легко примут беглого и в свое время кем-то списанного, возможно, приговоренного претендента на кусок пирога. Но, кажется, именно предстоящая борьба возбуждала и пьянила Александра. Он был постоянно напряжен, как натянутая тетива, и больше не глушил спиртное ведрами. Он явно не хотел быть застигнутым врасплох.

Однажды в воскресенье я приехала днем, чтобы увезти детей на пароходную прогулку по Москве-реке. Складывала на кухне в корзинку-холодильник лотки с едой для перекуса. Не даю детям в дороге то, что продается в палатках.

Василиса еще спала: она раньше часа-двух не встает с постели. Александр вошел, сел за стол, на котором я разложила продукты и фрукты. Какое-то время молча наблюдал. Потом вдруг произнес:

– Ксения, в нашей жизни многое изменилось. Ты больше не няня за пятьсот баксов. Ты стала настоящим другом после того, что случилось на ранчо. Хотел сказать, что я это вижу и ценю.

– Внесу ясность, Александр. В этом доме я друг – только мальчикам. Все остальное меня по-прежнему не касается.

– Не скажи, – возразил Александр, – Василиса совсем поплыла, только ты ее и держишь в сносных рамках.

– И это ради детей.

– Понимаю. Ты – порядочный, последовательный, ответственный и добрый человек.

– У нас производственное совещание? – рассмеялась я. – На повестке раздача завалявшихся под флагом знаков почета?

– Типа того. Я рассмотрел тебя в деле и пришел к выводу, что ты могла бы помогать иногда и мне. Ты скажешь, что у меня есть свои исполнители, и ты их наверняка глубоко презираешь. Они есть. Но и презираешь ты мое окружение за дело. Нет ни в ком ни порядочности, ни большого ума. О приличном образовании вообще речи нет.

– Александр, неужели все настолько изменилось, что ты собираешься вкладываться в прогресс? В проект, требующий кандидата матнаук на подхвате?

– Прогресс – понятие очень растяжимое. – Александр встал и плеснул себе в стакан виски. – И вообще. Большое видится на расстоянии. Я не светоч, но человек, который знает, как делать деньги из того, что другие не рассмотрели, такой человек – не куль муки по дороге в прогресс. Нищего прогресса не бывает.

– Смешно. Твое новое дело как раз и есть куль с мукой.

– Вот именно. Как говорится, начнем с истоков. С исконного, посконного, святого хлебушка. А там и соль к нему найдется.

– И воздух этой кухни вдруг пропитался духом одного мракобесного партнера, – радостно заметила я.

– Ну да. Игнат, конечно, здорово перебарщивает, когда косит под невменяемого. Но когда-то это спасло его свободу и жизнь. У него, кстати, высшее экономическое образование и был серьезный, поставленный бизнес. Отобрали, на него объявили охоту. Отсиделся в психушке, вышел с неплохой идеей особо патриотической пекарни. Я вижу в этом перспективу.

– Отмывать деньги через его посконные булки?