— Согласен, — кивнул Алан. — Фоукс, отслеживай прогноз, пока мы будем заниматься организацией похорон. На крайний случай нужно подготовить ходы к отступлению.

— Я всегда к этому готова, — сказала Джесси.

— И ты права, — согласился Алан. — Я тоже так поступаю. Но иметь запасной выход из сложной ситуации в обществе и страховаться в случае противостояния матери-природе — две разные вещи.

Джесси кивнула и снова вставила в уши наушники. Она слушала последнюю композицию Пинк, в очередной раз удивляясь, как точно певица передает в своих композициях эмоции людей.

Где-то через двадцать минут она увидела предупреждающий знак на дороге и вынула наушники, наблюдая, как Фоукс замедляет автомобиль и, наконец, останавливается.

— Это…

— Думаю, да, — тихо произнес Алан, открывая дверцу.

Джесси осталась сидеть на месте, глядя через окно на груду металла и битого стекла — того, что осталось от компактной машины Пэтти.

Ее сердце бешено заколотилось, ей показалось, что она услышала крики ужаса. Она выбралась из машины и перешла на другую сторону дороги.

О боже. Вот оно. Она своими глазами увидела, как погибли Пэтти и Джон. Живое воображение подсказало ей мельчайшие подробности.

Автокатастрофа. Эти слова не значили ничего, пока они не прибыли на место происшествия.

Глядя на груду металла, Джесси словно со стороны услышала глухие рыдания, с трудом осознавая, что рыдает она сама. Она отвернулась, не желая показывать это Алану и даже Фоуксу. Но внезапно почувствовала, как на ее плечо легла рука.

Она повернулась и, не поднимая глаз, обвила руками Алана за талию, упала головой на его грудь и разревелась в голос. Он крепко прижал ее к себе, позволяя выплеснуть эмоции, которые она долгое время пыталась спрятать. Пыталась сделать вид, что ничего не произошло. Но правда обрушилась на нее лавиной. А Джесси Чендлер не привыкла бегать от правды. И в этот момент она поняла, что исчез последний лучик надежды, надежды на то, что произошла чудовищная ошибка. Что Пэтти и Джон все еще живы.

Никто не выжил. Она знала это и наконец приняла жуткую правду. И боль от потери лучшей подруги была такой свежей, новой и острой, что ей стало тяжело дышать. Алан гладил ее по спине руками, которые тоже дрожали. Наконец Джесси подняла голову и увидела, как по его щекам тоже текут слезы. Джесси снова уткнулась ему в грудь, прижимаясь так тесно, насколько у нее хватало сил.

Он всегда был для нее врагом. И даже полет на самолете и их поцелуй ничего не изменили в ее отношении. Но теперь это случилось. В тот момент, когда она оказалась в объятиях единственного человека на земле, который разделял ее горе, она перестала видеть в нем соперника.

Каким-то образом в последние двадцать четыре часа он стал для нее просто Аланом. Ее Аланом.

Он никогда не чувствовал подобного и, честно говоря, никогда этого не хотел. Потеря Джона заставила Алана многое пересмотреть в своей жизни. И главное, о чем он себя спрашивал, держа Джесси в объятиях, — почему ему пришлось потерять друга, чтобы наконец услышать его.

Джон с самого начала убеждал его, что втайне они с Джесси наблюдают друг за другом, и теперь, чувствуя горячие струи слез на своих щеках, Алан должен был признаться, что его друг в очередной раз оказался прав.

Он почувствовал, как на его плечо легла тяжелая рука. К ним присоединился Фоукс. И так они, которые плохо уживались друг с другом, соединились вместе в одной скорби. Алан хотел бы знать наверняка, насколько то, что он чувствовал, связано с горем и невыносимостью одиночества. С желанием того, чтобы опустевшее место в его душе было занято чем-то… точнее, кем-то. Он не хотел оставаться один и не хотел забывать о том, как дорог ему был Джон. И нравилось ему это или нет, сейчас ему могла помочь только Джесси. Именно она была готова быть рядом с ним.

— Я не думала, что будет так больно, — прошептала она.

Фоукс отошел, оставляя их наедине. Теплый атлантический бриз подул так сильно, что на мгновение Алану захотелось, чтобы он унес их подальше от этого места.

Алан отвернулся и вытер слезы, прежде чем посмотреть на Джесси.

— Я видела, что ты плачешь, — сказала она тихо и нежно, глядя на него с невероятной теплотой.

Ее темные волосы, нелепо подстриженные в стиле панк, развевались на ветру. По щекам пролегли дорожки расплывшейся туши.

— А я видел, что ты плакала, — попытался разрядить обстановку Алан.

— Похоже, мы плакали вместе. А знаешь что?

— Что? — спросил он, не уверенный, что хочет сейчас разговаривать, боясь раскиснуть еще сильнее.

— Я была бы не прочь проиграть тебе, если бы это вернуло Пэтти и Джона.

Алан всегда уважал Джесси за честность. Она говорила правду даже в те моменты, когда ей было выгоднее соврать. Сначала он считал, что прямота — одна из напускных сторон ее странного имиджа, но потом он понял, что она просто бесстрашна и открыта.

Впервые он увидел уязвимость женщины, которую всегда считал готовой на все. Но сейчас он не хотел об этом думать. Он предпочел бы увидеть в ней врага, жесткого и неумолимого. Но, видимо, Джесси уже никогда не станет в его глазах прежней.

— Я тоже, — признался он.

— Что же тут произошло? Я знаю, что в них врезались и машина Пэтти въехала в дерево. Но почему водитель ехал по подобной дороге с такой бешеной скоростью?

— Потому что он идиот. — Внутри Алана все кипело от ярости. Но это сейчас им явно не поможет. — Надеюсь, я никогда не встречусь с этим парнем.

— Я тоже. Не думаю, что будет возможно посмотреть в глаза человека, виновного в том, что… Это уже слишком, да?

— Знаю, — ответил он, когда Джесси посмотрела на него. Ему показалось будто она видит его насквозь.

Боже, как Алану это не нравилось! Он совсем не хотел, чтобы Джесси увидела его настоящего.

Она начала смеяться, а Алан посмотрел на нее с настороженностью.

Она покачала головой:

— Прости. Я просто подумала, что мы наконец во всем соглашаемся друг с другом. Пэтти бы сейчас сказала мне: «Ну, я же тебе говорила!» — если бы была жива.

— И Джон тоже, — признался Алан.

Он не смог бы сосчитать, сколько раз его друг просил его присмотреться к Джесси. Перестать ссориться с лучшей подругой Пэтти и позволить ей войти в узкий круг его доверия.

— Почему мы не сделали этого раньше? — спросила она. — Почему не послушали их до их смерти? Они были нашими лучшими друзьями. Они просто хотели, чтобы мы перестали ссориться, но мы настаивали на том, что мы — заклятые враги.

— Мы стали врагами, потому что у нас много схожего и мы выросли в ненависти к семьям друг друга. Мы оба любим выигрывать и терпеть не можем, когда другие замечают наши слабости, — отозвался он.