– Хорошая у Левы память, цепкая, – со странной ностальгией в голосе заметила певица. – Чеши дальше!

Немного подумав, Вадим продолжил.

После той «посольской» ночи Лариса решила, что хватит с нее приключений на полуседую голову. («Пользуйтесь краской „Лонда-колор“!» – вставила Казанцева.) И пора начинать собственное дело. Ее порекомендовали кому следует, и вскоре недалеко от гостиницы «Минск» открылась новая точка.

– А что, – проговорила звезда, – девчонки жили у меня неплохо. За каждый «отъезд» получали по пятьдесят долларов, когда у Саранчихи, с точки напротив, телкам всего по тридцать отстегивали. Я о своих витебчаночках заботилась!

– Девчонки из Витебска были? – бесцеремонно полюбопытствовал Ларчиков.

– Оттудова, я их в обезьяннике присмотрела, после очередной облавы. Клевые девчонки: Вера, Светка и Катя-Марсианка. Я сейчас, когда в Витебск приезжаю, на «Славянский базар», все время к их родителям захожу…

– Лариса Алексеевна. – Вадим чутко уловил перемену в настроении звезды. – Ваше участие украсило бы наш проект, как… э-э-э… белое платье невесту!

– Во, блин, сказал! – расхохоталась певица. – А как же мое прошлое? Святое дело под патронажем бывшей проститутки и сутенерши?

Ларчиков переждал нервный смех Казанцевой:

– Между нами. Все это сугубо между нами. Клянусь своим хилым здоровьем!

– А я, собственно, ничего и не боюсь. Кому надо, тот и так знает. А слухи распускать… Ничего, я привыкла. Впрочем, не посмеет Левка. У меня на него точно такой же компромат. Мы же в одной связке работали. Помнишь, про Саранчиху говорила? Ну, точка напротив моей? Так это Левина кликуха – Саранчиха. Ты не знал? Только Лева больше на внешний рынок работал, а я – на внутренний.

– В каком смысле? – спросил слегка оторопевший Ларчиков.

– Он по ходу отбирал лучших девочек и отправлял в Израиль. В «махон бриют», в Нетанию. «Салон здоровья» по-нашему. Точнее, по-нашему – бордель.

– А я думал, откуда он все про вас знает?

Казанцева поднялась, открыла шкаф:

– Ладно, переодеться мне надо. Ужин через час. Ребята из администрации президента опозданий не любят. Помогу я Леве. По старой дружбе. Только на глобальные жесты с моей стороны не рассчитывайте. Упомяну пару раз в интервью, чего-нибудь на концерте брякну…

– И на том спасибо! – обрадованно воскликнул Вадим.

Главная цель была достигнута: именем звезды теперь можно козырять перед другими.

Шел четвертый день Димкиного запоя. Даша аккуратно пометила в календарике: «Суббота – пик». Ларчиков, случайно заглянув в этот странный талмуд, пошутил:

– А сегодняшняя пятница что, бубны?

– Пик, – серьезно объяснила лисичка, – это типа кульминация запоя, характерная резким переходом исключительно на пиво.

В отличие от Вадима Фрусман уже совсем не интересовался здоровьем несостоявшегося партнера. Недавний успех Ларчикова с Казанцевой вдохновил его на новые подвиги: сплюнув три раза, он позвонил известному политику, депутату Госдумы Сергею Полянскому. Разговор был коротким – на том конце бросили трубку.

– Ну, падла, держись! – заорал Лева, и громадные глаза его набухли, словно шиповник, залитый кипятком.

– Нет, Лева, – вздохнул Ларчиков, – Полянский – не наш клиент.

– Еще какой наш! Три месяца назад он отдыхал в Нетании. Заглядывал там кое-куда.

– В твой «махон бриют»? – усмехнулся Вадим.

– Казанцева про салон рассказала?

– Она.

– Сука… Мы там сделали несколько любительских снимков. Хочу их кому-нибудь показать. В журнальчик какой-нибудь пристроить. С руками оторвут!

– Если прежде Полянский не оторвет тебе голову.

– Ой, я тебя умиляю! – воскликнул Лева, скорчив самоуверенную гримасу.

Оставив Фрусмана в глубоких раздумьях, Вадим поехал с Дашей в типографию. С утра звонили и просили забрать тираж «карты паломника», который был отпечатан фактически за один день. Макет создавали втроем. Даша нарисовала вверху изогнутого пеликана, символизирующего, по ее мнению, судьбу вечного странника. Лева составил официальный текст: «Эта карта выдана… действительна по… гарантирует обладателю…» Ларчиков довел до кондиции весь макет – в армии он набил руку на дембельских альбомах и стенгазетах.

У грузчиков был обеденный перерыв, и Вадим сам таскал пачки и укладывал их в нанятую «газель». Даша скрупулезно подсчитывала. На двадцать пятой вдруг хлопнула себя по лбу:

– Блин, я же забыла тебе сказать! Звонили из «Фрегата». Там какие-то бандюганы приехали по поводу Ледяного отеля. Ждут тебя.

– Вот черт! – возмутился Вадим. – Почему ты всегда забываешь самое важное?

Быстренько погрузив остатки тиража, Ларчиков отправил Дашу домой и на той же «газели» помчался в свой офис на Остоженку.

В просторной комнате, заклеенной работами Роксанны Льюит, Патрика Мак-Маллана и Алекса Кайзера[4], сидело четверо «клонов», четыре плотные овечки Долли – в одинаковых синих куртках-алясках. Это была, образно выражаясь, первая туча над Куршевелем. И поэтому Ларчиков немного постоял на пороге, оценивая ситуацию: таких наездов он пережил немало, однажды даже стреляли, но каждый раз ничего невозможно было предугадать. Клиент с рожей местечкового маньяка-убийцы мог говорить вежливо, приветливо улыбаться, добросовестно вникать во все посольские заморочки и даже шел в итоге на какую-нибудь доплату. А к примеру, милый юноша с лицом невинного эмбриона внезапно резко дергал «молнию» на кожанке и показывал серебристую рукоять ствола. Ему, киллеру-стажеру, не смогли поставить американскую визу, а земля уже горит под ногами, и терять ему нечего, и поэтому «пацаны, у вас есть один день, чтобы уломать посла!..».

Ларчиков перестал гадать, к какой категории относятся эти люди, поздоровался и сел напротив.

– Вы по поводу Ледяного отеля? – спросил он. – Чаю хотите?

Ответа не последовало. Один из «клонов» встал:

– Вы директор? Пройдемте в ваш кабинет.

Ларчикову ничего не оставалось, как согласно кивнуть. Секретарше Верочке, терпеливо ожидающей некоего тайного знака от шефа, громко сказал:

– Верочка, ты все-таки приготовь чай. На всякий случай.

Та улыбнулась. Фраза при дешифровке означала: через полчаса вызывай ментов Крютченко. Потом он вдруг вспомнил, что майор Крютченко Андрей Сергеевич был как раз в списках на Куршевель. Узнав последнюю новость – о побеге со всеми деньгами Свиридова, – знатный «крышевщик» в сердцах бросил: «О, теперь, сынку, сам все и разруливай!»