— Хорошо…

И опять припал к губам Сережи. Тот отвечал и повторял:

— Так иди… я сейчас…

Максим понимал, что надо дать время подготовиться, а не мог и шага сделать, боялся, что вдруг все это исчезнет.

— Хорошо… я иду, иду…

Не исчезнет, понятное дело, он сам все устроил, надолго, наверняка. Это теперь их дом. Никто не вломится, не помешает, не посмотрит косо, помешивая суп на общей кухне. Ебаная общага! Бабы там были злые, языкастые. Стервы.

Да что о них вспоминать. Ольга хорошая, ей спасибо. Макс по-честному с ней обошелся, заплатил, благо было чем. Ведь и кооператив этот не с неба упал.

Максим взял сигарету, накинул халат, вышел на лоджию, но не закурил, только размял в пальцах, кинул в пепельницу, закрепленную на ограждении…

Вот он — их дом. И Серж никогда не узнает правды, как все это вышло на самом деле. Лазарев довольно ухмыльнулся, вспомнил трясущиеся щеки Якова, когда на стол шлепнулась толстая папка с фотографиями, показаниями свидетелей, копиями документов и проект искового заявления. Статья Уголовного кодекса России сто тридцать один — изнасилование несовершеннолетнего, срок давности привлечения к уголовной ответственности десять лет, а прошло всего четыре… Четыре года Сережиных мучений.

Максим с трудом сдерживался, но смог остаться в рамках приличий, даже не матерился. Он популярно объяснил Якову, какие светят последствия, если de facto подтвердится de jure. Яков был развратником, сволочью, уродом, но не дураком, понял с первого раза. Через месяц Максим получил документы на квартиру, ключи и сберкнижку с валютным счетом на свое имя. Придушить Яшку руки по-прежнему чесались, но помня о том, где крутился бывший благодетель Залесского, Макс решил, что судьба и сама с этим разберется.

А сейчас…

Сергей вышел из ванной, Макс вернулся в комнату. Они стояли друг перед другом. Непривычно смущаясь.

Сергей сдвинул халат с плеч Максима. Прошел ладонями по предплечьям и ниже по рукам, сплел пальцы.

— Ты что там делал? Я думал, лег уже…

— Курить хотел.

— Не стал?

— Нет…

— Пошли ляжем. — А сам медлит, ждет.

Полшага навстречу, и как током ударяет касание. Волной по телу, дрожью внутри прокатывается желание. Но и нежность.

В этот раз все было иначе, горячо, глубоко, томительно. И Макс поверил — вот она, любовь. Долгие ласки на грани оргазма, откровенные, интимные, то, чего они еще не допускали между собой. Сила без грубости, страсть без насилия. Постепенно раскрываясь, Сергей отдался весь, он наконец снял все внутренние запреты, отбросил прошлое…

Их соитие было похоже на танец: тренированные мокрые от пота тела, влажные пряди спутанных волос, сначала осторожные, потом глубокие мерные движения Макса, покорная нежность Сергея, теснота объятий, сплетение тел, частое дыхание, затененные ресницами глаза, терпкий запах семени, смешанного на бедрах и ягодицах…

Уснули, проснулись и снова любились, торопясь восполнить так долго сдерживаемую тягу к совершенной близости. Потеряли счет времени, а за окном без шторы все светло и светло. Белые ночи.

Их лето было счастливым. Яркий театральный сезон, творческое сияние Сергея. И Макс рядом, он никого не допускал затенить этот свет. Всегда на страже интересов, на шаг впереди, зная о безграничном доверии Сергея — оправдывал его.

Редкие свободные дни они проводили вместе, отгораживались от мира в стенах дома, который наполнялся счастливыми воспоминаниями, новыми вещами. Тем, что составляет быт, незаметное и необходимое. Которое начинаешь ценить, лишь потеряв.

Они иногда гуляли по городу в размытом свечении питерских белых ночей. В Гатчину так и не выбрались и смеялись об этом, что поедут когда-нибудь потом, на пенсии. И будут гулять с тросточками по парку и вспоминать счастливую молодость. Потом возвращаться домой, перебирать альбомы с театральными фотографиями Сергея и дипломы Максима.

— И скажут про нас на поминках — они любили друг друга долго и счастливо и умерли в один день, — шутил Макс.

— Да что ж ты все про поминки! Любимая тема, фильмов пересмотрел про итальянскую мафию, — возмущался Сергей.

Максим отмахивался, пожимал плечами, потом обнимал.

— Не буду. Тогда просто — долго и счастливо.

Заходили и в “Ласточку” на канале Грибоедова, из всех мест предпочитая это. Официанты изучили вкусы постоянных посетителей, обслуживали сразу, заранее зная, что будут заказывать, и радовались, когда совпадало.

Жизнь, исполненная счастья, осуществленные планы — как будто судьба решила возместить все ущербы, нанесенные в отрочестве. Но недолгой была её улыбка.

Максим почему-то ждал этого, не верил, что совершенное счастье возможно. Или сам же и сглазил неверием?

В моменты наивысшего подъема, когда пресса пестрела восхищенными отзывами о Залесском, Максим вдруг ловил себя на мысли, что это не навсегда, он чувствовал приближение опасности, как волк в облаве ждал, что грянет выстрел из подлеска. Тут тебе и пуля в лоб.

И ведь случилось! Сергей получил травму. На репетиции при постановке нового спектакля. Премьеру готовили в спешке, работали без выходных, собирали все на живую нитку. У Манфея такое происходило часто, и к текучке кадров в труппе относились спокойно, привыкли. А свято место пусто не бывает — на время болезни Сергея заменили. Он психовал, торопясь вернуться на сцену — не долечился, не выждал положенный срок, начал заниматься и уже на спектакле получил новую травму, куда более серьезную.

Снова лечение, операции, приговор…

Макс оставался рядом и принимал на себя все выплески отчаяния, депрессию, недельные игры в молчанку, запои, истерики. Он знал, что надо переждать. Перетерпеть и начать заново. Ведь жизнь не кончилась. Нет! Не знал он ничего! Не понимал тогда, что для Сережи жизни без танца — пустота, лишенная света и воздуха. Ошибался, пытаясь направить интерес Залесского во что-то другое… А надо было продать квартиру и ехать лечить Сержа где-нибудь в Германии. Тогда бы… Да кто его знает, что тогда. Может, и там бы не вылечили, а так хоть угол свой был.

Жили по-прежнему вместе, но отношения становились все более напряженными. Сергей комплексовал, что ничего не зарабатывает, метался, ввязывался в сомнительные проекты, не слушал Макса. Они ссорились. Одно к одному, и в стране все посыпалось, разваливались мелкие концертные организации, а то, чем занимался Максим, становилось все более опасным.

За себя Лазарев не боялся, а вот подставить Сергея не хотел. Если что не так — могли и на нем отыграться, своих отношений они с Залесским не скрывали.

Дальше хуже, все тайное становится явным, и Сергей узнал про квартиру, настучал, как ни странно, сам Яков. Точно надо было придушить падлу! И ведь знал, как Сергей отреагирует. В той же “Ласточке” и состоялось объяснение. Не выбирая выражений, Сергей бросал в лицо Максу: