Шрифт:
Интервал:
Закладка:
То ли от возмущения против террористов, то ли от выпитого пива щёки и лысина господина сделались пурпурными. Он вдруг спохватился:
— Извините, позвольте представиться… Чиновник по особым поручениям Кутин Илья Ильич.
Представился и Навроцкий.
— Давайте возьмём экономическую сторону, — продолжал Илья Ильич. — Как вы думаете, во что нам эта Финляндия обходится?
Навроцкий пожал плечами.
— В шесть копеек с каждого россиянина в год! Тридцать копеек платит каждая крестьянская семья из пяти человек! Это значит, что раз в год каждый русский крестьянин по милости Финляндии без обеда остаётся! Вот так-с! Каждый финляндец, таким образом, получает от империи льготу в три рубля девятнадцать копеек, а на финляндскую семью затрачивается пятнадцать рублей девяносто пять копеек! При этом таможенные сборы на финляндской границе Финляндия забирает себе. Вот и подумайте: мы им — пироги, а они нам в благодарность — террористов!
Илья Ильич всё более и более увлекался политической темой и проговорил до самого Финляндского вокзала. Прощаясь с ним, Навроцкий почему-то подумал, что Кутин похож на тайного агента, но в том, что правительство по отношению к террористам и революционерам применяет недостаточно суровые меры, был полностью с ним согласен.
Добравшись поздно вечером до своей квартиры, он сразу лёг спать, но долго не мог заснуть. Тихое лесное озеро и образ Лотты стояли перед ним точно мираж, не давая думать ни о чём другом. Чтобы отвлечься, он взял в руки книжку Вильгельма Матью «Успех в жизни» и, перелистывая её страницы, вскоре заснул.
2
Сразу после завтрака Навроцкий натянул шофёрские перчатки и, сев в свою «Альфу», отправился к графине Дубновой. Ему нравилось управлять автомобилем, и поэтому он предпочитал обходиться без шофера. Даже когда мотор давал перебои и приходилось останавливаться, чтобы прочистить свечи, он делал это не без некоторого удовольствия.
К графине он поехал по привычке. Это был вернейший способ узнать последние новости. Утренние часы Леокадия Юльевна обычно проводила у телефона, болтая с жёнами важных лиц и получая таким способом информацию из самых надёжных источников. Она всё про всех знала, и по её рассказам можно было составить полное представление о том, что происходит не только в той части петербургского общества, составным элементом которой был Навроцкий, но и в Петербурге вообще Графиня коротко знала родителей князя и его самого, привлёкши Феликса в свой круг ещё в бытность его студентом филологического факультета. Поэтому не было ничего удивительного в том, что многое в жизни князя вращалось вокруг Леокадии Юльевны. Она являлась центром притяжения для людей совершенно разного сорта, что многим давало возможность найти в её кругу общение по своему вкусу.
Огромный дом её на Сергиевской был похож на проходной двор: сюда почти в любое время мог прийти всякий. Верхние этажи графиня сдавала почтенным людям, которые, как она думала, все были её друзьями. Будучи вдовой, и к тому же очень богатой, Леокадия Юльевна не любила оставаться в одиночестве. Гостеприимство её и неразборчивость в выборе знакомств не имели границ. В её доме можно было назначить встречу или свидание («Увидимся у Дубновой!»), побывать там и уйти, даже не поздоровавшись с хозяйкой. Однажды Леокадия Юльевна наткнулась у себя в гостиной на группу датских и норвежских морских офицеров. С минуту она в недоумении взирала на их эполеты, портупеи и кортики, как бы соображая, что всё это могло значить, уж не розыгрыш ли это, не маскарад ли какой, но, убедившись, что офицеры настоящие и чувствуют себя в её доме вполне комфортно, решила не докучать гостям своим любопытством. Страстно любя сводить нуждающихся друг в друге людей, графиня без устали кого-то с кем-то знакомила. Казалось, весь Петербург превращается в клубок сложных, запуганных связей, ниточки которых тянутся из дома графини. Все были чем-то обязаны Леокадии Юльевне, и никто не мог ей ни в чём отказать. Именно она и нашла способ представить Навроцкого, по его деликатной просьбе, Анне Федоровне Ветлугиной, с которой до той поры и сама не была знакома.
— Деньги не приносят счастья, князь, — сказала Леокадия Юльевна вошедшему в её обширную гостиную Навроцкому, прочтя на его лице не слишком весёлое расположение духа. — Мы уже наслышаны о ваших неудачах. Да и зачем вам деньги-то? Разве у вас их не достаточно?
— Вы правы, Леокадия Юльевна, — согласился Навроцкий, — да не деньги заставили меня взяться за дело. Ведь надобно что-то делать, не танцевать же всю жизнь.
— Ну будет, будет, друг любезный! Здравствуй! Как Париж? Как Биарриц? Я же не хотела тебя обидеть, — обращалась к нему как всегда то на «вы», то на «ты» графиня. — Мне, в сущности, совершенно безразличны твои дела. Право, даже хорошо, что ты нашёл себе какое-то занятие. Батюшка-то твой, бог ему судья, всё кутил, всё покоя себе не находил, пока мильону глазки не протёр, не профукал половину состояния. Кабы не матушка ваша, Катерина Александровна, ходить бы вам с сумой да побираться. Да ты-то, Феликс Николаевич, смотри, не профукай другую половину через свои старания.
— Без риска дела не бывает, Леокадия Юльевна, — возразил задетый за живое Навроцкий, стараясь подавить в себе досаду, вызванную вполне справедливыми словами графини. — А за границу я не поехал.
— Дело — это не княжеское дело, — послышался слегка насмешливый голос из угла гостиной.
— Вот, познакомьтесь, князь, — графиня повела рукой в направлении голоса. — Господин Петров, мастер каламбурить…
На софе, обтянутой тёмно-зелёным штофом, Навроцкий не сразу разглядел серый костюм и в нём господина невзрачной наружности. Петров тотчас встал, обнаружив рост ниже среднего и чрезвычайно прямую спину, и, приблизившись к князю, протянул ему руку. Навроцкий сопроводил рукопожатие вежливой гримасой. Он не питал симпатии к коротышкам с военной выправкой.
— Господин Петров — специалист по коммерческим вопросам. Он служит в банке и вам, Феликс Николаевич, может быть полезен, — сказала графиня серьёзно. — Не так ли, господин Петров?
— Разумеется, — подтвердил Петров и, обращаясь к Навроцкому, добавил: — Я к вашим услугам… князь.
Перед словом «князь» Петров сделал едва заметную паузу, в которой, как показалось Навроцкому, снова прозвучало нечто похожее на насмешку.
— С вашего позволения, господа, я оставлю вас на несколько минул мне необходимо отдать кое-какие распоряжения, — сказала графиня и быстро удалилась из гостиной.
Навроцкому ничего не оставалось,