Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Именно, почти три года, а ты все еще его помнишь! Я же вижу по твоему лицу, как в воду опущенная. Накатило при встрече, да? Что именно ты вспоминала, когда впервые увидела его спустя столько лет? Какие моменты?
– Я не понимаю тебя, правда не понимаю! – начинаю терять над собой контроль. – Неужели тебе самому приятно раз за разом мусолить эту тему? Кажется, что ты думаешь о нем больше, чем я!
– Вот видишь! Видишь! – тычет в меня указательным пальцем. – Значит, все-таки думаешь! Ты выдала себя только что!
– Господи, ну за что мне это все, – закатываю глаза и предпринимаю еще одну попытку уйти от неприятного разговора, но меня снова не пускают. На этот раз Игнат хватает меня за предплечье и явно не рассчитывает силу – запястье обжигает огнем.
– Отпусти! Мне больно!
– Мне, может быть, тоже больно, только тебя моя боль никогда не волновала.
– Давай не будем, мы уже говорили об этом! Я просто твой… ну трофей, что ли. Бесценная шкура мамонта, которую ты сумел выгрызть из лап соперника. Ты с первого дня его появления здесь, тогда еще, хотел доказать, что выше, круче, сильнее. Даже закрыл глаза на наш с ним роман, лишь бы в конечном итоге я осталась с тобой. И я осталась! Вышла за тебя! Живу с тобой несколько лет!
– Судя по твоим вечным ночным отговоркам – мучаешься.
– Сейчас – да. Я устала, Игнат, я так от всего этого устала… – освобождаю руку и просачиваюсь, наконец, в спальню. Прячусь в ванной.
Там долго сижу в чугунной чаше, до тех пор пока не оседает пена и вода становится еле теплой.
Почему я не спросила у него, за что он так со мной?
Почему бросил?
Ведь именно этот вопрос гложет больше всего все эти годы.
На бортике жужжит смартфон – беру гаджет мокрыми руками и пытаюсь сморщенным от долгого пребывания в воде пальцем ввести пароль.
И кому понадобилось писать мне так поздно?
А когда вижу, кто именно мне написал, едва не роняю телефон. С громким всплеском сажусь и гипнотизирую номер. Это номер "инкогнито". То есть Дамиана.
Именно с этого номера велась тогда наша удивительная переписка!
После переезда в Москву я его удалила, но из памяти ведь так просто цифры не сотрешь.
Я еще даже не успеваю посмотреть, что же кроется в этом сообщении, а уже так накатывает… Мне снова семнадцать, я сижу и жду, когда же он напишет, жду встречи с ним. Тогда я была невероятно счастлива и не знала, что ждет впереди.
"Нам надо поговорить"
Три коротких слова без точки на конце вводят в ступор.
Перечитываю написанное несколько раз, обдумывая ответ. На автомате выбираюсь из ванной, беру большое банное полотенце.
Я и сама понимаю, что надо! Надо! Но… зачем? Какой смысл сейчас от этих разговоров? Делать себе больнее?
Обсудить, как он меня бросил, как потом сошелся с Ийей, заделал ей ребенка, купил семейное гнездышко… Смотреть на него и чувствовать, как сердце обливается кровью?
Нет, спасибо. Я не мазохистка!
Только собираюсь набрать, что нам не о чем разговаривать, как от него приходит следующее сообщение:
"Жду тебя у ротонды через час"
Я уже успела забыть, какой он наглый. Написал так, словно я уже согласилась! С чего он вообще взял, что я хочу этой встречи? Что спустя столько лет она мне еще нужна?
Тогда, в день своего восемнадцатилетия, я гордо покинула ресторан, не стала унижаться. Не стала даже при нем плакать. Он бросил меня, все предельно ясно, к чему лишние расспросы? И знать о моих глубинных чувствах после разрыва он не мог. Не мог догадываться, как мучительно долго я по нему тосковала.
Так с чего вдруг он вдруг решил, что мне, замужней женщине, все еще нужны его паршивые ответы?
Смотрю на себя в зеркало: мокрые волосы облепили лицо, глаза лихорадочно блестят.
Нужны! Они мне нужны. И увидеть его я хочу сейчас больше всего на свете! Но… я уже убегала с ним по первому его зову, хватит. Прошлая я осталась в прошлом.
"Я не приду" – быстро набираю ответ и выключаю телефон.
Что бы там я не чувствовала, чего бы не хотела – я больше ни за что не повторю собственных ошибок.
Выхожу из ванны – Игнат уже лежит под одеялом. Но не спит.
Бесшумно снимаю халат и ложусь на противоположную сторону кровати, отодвинувшись как можно дальше. Несколько минут мы молчим, лишь в открытое окно залетает оглушительные трели взбесившихся цикад.
– Ви?
– Что?
– Все еще злишься на меня?
– Я не злюсь. Просто… разочарована, наверное.
– Мной?
Тобой, нашим браком, собой. Три прошлых года были сплошным крушением планов и надежд.
– Я устала от твоей беспочвенной ревности, Игнат. Ты даже не можешь себе представить, как сильно это выматывает.
– Беспочвенной?
– Вот видишь, даже сейчас ты гнешь свое.
Он снова какое-то время молчит, а потом произносит совсем неожиданное:
– Я оплатил курс реабилитации Артема.
Ошарашенно оборачиваюсь на мужа.
Конечно, я понимаю о чем речь – мама нашла в Германии хороший детский центр, где занимаются с детьми-аутистами. Всего пара месяцев непрерывной работы дают потрясающие результаты. Стоит это все не сказать, чтобы совсем бешеных средств, но лично для нас абсолютно неподъемных.
– В смысле – оплатил?
– Ну вот так. Пока перевел только за половину курса, остальное можно внести чуть позже.
– Ты это серьезно сейчас? Где ты взял эти деньги?
– Ну мы же собирались делать ремонт в клинике. Думаю, с этим можно чуть-чуть подождать.
Я просто не верю своим ушам.
Когда я поделилась мечтой мамы с Игнатом, он ответил, что это пустая трата денег. Все равно ничего уже нельзя исправить. Что подобный диагноз не лечится и не стоит заниматься дорогостоящим самообманом.
Он не то чтобы не недолюбливает моего брата, нет, он не относится к нему… никак. Ни плохо, ни хорошо. Есть он и есть. И тут вдруг такая невиданная щедрость.
Наверное, все читается по моему лицу, потому что он хмурится.
– Ты не рада?
– Я рада, конечно, просто удивлена.
– Семья ведь
