– Не паникуй, – успокаивающе отзывается Леша, но меня вопреки спокойным ноткам его голоса, начинает трясти, словно мы уже пойманы и никак не отвертеться.

– Легко сказать. Попадать в полицию в мои планы не входило, – перехватив Лешино запястье и предупреждающе сжав его – не сильно, но ощутимо, насколько хватает в моей руке твердости. Я препятствую его дальнейшим действиям, хотя и произвожу слабый эффект. – Когда ты предлагал показать мне свой мир, – даже в горле пересыхает оттого, что всё надуманное благородство моего неожиданного кавалера, может оказаться фантазией. – Нужно было уточнить, каким образом мы туда попадём.

– А ты думала через дверь шкафа и сразу в Нарнию? – на секунду оставляет незатейливые манипуляции, окидывая испытывающим взглядом, а я слегка привыкнув к темноте, подмечаю озорные искорки, что пляшут у края темно-зелёной окантовки радужки. И мне хочется верить, что та картинка, отразившаяся в бездонной темноте зрачка, не мерещится, а является истиной, из которой следует, что Лёша не стал бы чинить беспредел. – Я спортсмен и курю очень редко… исключительно табак, поэтому мистическим образом не умею просачиваться сквозь стены или закрытые двери, – шутливый щелчок по носу, в ответ на мой сдавленный смешок. Юмориста включать хорошее дело, но только не тогда, когда посмеяться в итоге грозит за решёткой. – Я тут тренируюсь и работаю, так что мы ничего не нарушаем. В среду здесь всегда затишье, а я люблю, когда не отвлекают, – замок с характерным щелчком отпирается, и Лёшка перехватив пакеты с купленной провизией, отданные на время открывания дверей, пропускает меня вперед. Хотя свободная рука ложится на талию, обжигая прикосновением к оголенной коже. Каждое движение, словно направлено защитить меня, а не перейти к грязным домогательствам и это так подкупает, что я спиной прижимаюсь к сильной мужской груди, теряя вместе с бдительностью свою расчудесную голову. Понимаю свое безрассудство, но пойти наперекор тому, что зарождается во мне, не имею никаких сил.

– Тогда почему не через парадный вход?

Делаю неуверенный шаг, переступая через порог, оказываясь в ещё более тёмном помещении, чем переулок, освещенный одиноким фонарем лишь наполовину.

– А так веселей. Разве нет?

Его реплика ничего не проясняет, кроме того факта, что бесстрашием в нашей компании может похвастаться Лёша, но никак не я. Во мне с завидным перевесом преобладает безумие, полностью подчинившее моё сознание.

– Напомни мне, пожалуйста. Зачем я так рискую?

Непонимающе пожимая плечами, бормочу себе под нос, будто бы надеясь, что ответ принесёт мне успокоение. Куда там. Нет, и не будет покоя, пока нежные касания рук, так и норовят прострелить искрами по всему телу. Неким коротким замыканием нарушить привычную мыслительную деятельность. Мне кажется, сейчас я готова услышать и принять во внимание любой бред.

– Гамбургер, картошка-фри и шампанское.

– Ну хоть наемся, прежде чем примерю браслеты.

Половицы жалобно скрипят под нашими синхронными шагами, а я послушно двигаюсь вперёд, расторопно перебирая ножками, чтобы следующий за мной Лёша, не наступал на пятки. Зная планировку помещения, он шагает размашисто, слегка подталкивая меня, но не перегибая. И когда я, спотыкаясь, в поисках опоры, крепче цепляюсь за Лешину ладонь, что предусмотрительно придерживает моё тело. Он притормаживает, ждёт пока я переведу дух.

– Ты слишком утрируешь, – хрипло шепчет он, утыкаясь в затылок, параллельно оставляя на нем лёгкий поцелуй. – Я не тренируюсь в элитных залах, поэтому и вход сюда далеко не парадный. Но здесь есть всё для комфортной тренировки, минимум мишуры и пафоса, максимум снарядов.

Зал встречает нас тоскливой пустотой, но наконец-таки включённый свет озаряет небольшую площадь тренировочной зоны с изношенными боксерскими мешками, подвешенными к потолку, с плакатами на стенах, с рингом видавшем виды.

Тут нет блеска, нет той самой вычурной мишуры. Тут искрит сила, звенит воля к победе, перебивающая треск нагревающихся ламп дневного света, висящих под самым потолком. Мне нравится абсолютно всё, а окончательно осмелев я прохожу вглубь, касаюсь канатов, иду вдоль периметра ринга, наслаждаясь атмосферой, мечтательно представляя как проходят тренировки и спарринги.

– Переодевайся, живо!

Лёша кивает в сторону единственной распахнутой настежь двери, лукаво улыбнувшись краешком губ.

– В смысле?

– Без смысла, – в ответ гремит строгий учительский тон, что я замираю на месте. – Будем учить тебя приёмам самообороны.

Пока я судорожно вникаю в короткий приказ, Лёша начинает раздеваться, прямо при мне, без намёка на стыдливость, без тени неуверенности, лишь на кураже спеша, продемонстрировать свое тело.

Вознаграждение

Марта

Сказать, что меня не бросает в жар, значит нагло соврать. Кровь, стремительно хлынув к щекам, вероятнее всего, превращает моё лицо в яркую иллюстрацию пойманного за непотребством человека. Стыдоба в чистом виде, а главное, я смотрю во все глаза на незапланированный стриптиз, как завороженная. Уговоры поплывшего мозга, подстегнуть организм отвернуться, спрятать бесстыжий взгляд, не приносят успехов. С непоколебимым упорством я слежу за медленными движениями Лёши, которые своей простотой и непринужденностью, производят больше соблазнительного эффекта, чем если бы он что-то пошлое исполнял.

Джемпер одиноко ложится на лавочку, в тот момент как моя совесть с размаху летит мне под ноги. Так открыто выставлять себя озабоченной, смотреть пристально, дольше положенного, но не насытиться увиденным, может лишь в край одуревший человек.

Но мой не совсем здоровый интерес подогревается Лешиным азартом, с которым он демонстративно обнажается, так же как и я, не отводя глаз, не прячась, делая это с таким наслаждением, будто давно ждал момента для подобного шоу.

В промежутках этих таинственных переглядок, между нами растёт градус, воздух так и искрит, а ведь мы стоим на пионерском расстояние. Что же будет, если Лёша приблизится ко мне? Нарушит и личное пространство, и способность хоть как-то сопротивляться соблазну.

Предательское возбуждение не отпускает, краска не спешит схлынуть, а во рту сохнет с такой силой, что я ощущаю жгучую боль на растрескавшейся слизистой, сделавшей язык шершавым.

Заторможенно моргаю, словно боясь пропустить зрелище, а Лёшка нарочно медлит, снимает рубашку, напрягает рельефный пресс. Провокационно на меня поглядывая, он тянет за край ремня, высунутого только что из пряжки. И этот металлический щелчок, как выстрел в упор прямо в голову, заставляет прийти в себя. Цепкий ступор рассыпается в труху, уступая место стыдливости, что каким-то чудесным образом молчала в тряпочку, до тех самых пор пока Лёша, в наполовину расстегнутых штанах не шагнул в мою сторону.

– Я сейчас, – максимально ровно, произношу на выдохе, сбегая от соблазна.

В раздевалке, кроме длинной лавки и десятка, запертых шкафчиков, больше ничего нет, минимализм, отображающий собранность тех, кто тут тренируется. Тут нет зеркала, даже самого маленького, а пялиться в пудреницу - все равно, что пытаться разглядеть себя в отражении металлической створки шкафа. Хотя к чему прихорашиваться, моего кричащего вида в облегающем боди, потертые маты не оценят.