Эльф без стука зашёл внутрь. За тёмным столом, позади которого было окно, закрытое плотными тёмными шторами, не пропускающими свет, сидела человекообразная кошка с черной шерстью и жёлтыми глазами — капитан Джейн Тейлор. В этот момент она отвлеклась от своей бумажной волокиты, бросила строгий взгляд на Фила и молча стала ждать от него дальнейших действий. Её тяжелый хищный пристальный взор вынудил его, с трудом сдерживая отвращение и желание нагрубить, отдать отчёт. Он уже было хотел уйти, как Джейн его окликнула:

— Фил Ригер, останься.

Фил со злостью хлопнул дверью, на месте развернулся и подошёл к столу капитанши.

— Садись.

Он сел на стул напротив, закинул ногу на ногу и скрестил руки на груди.

— Ты как всегда не настроен на разговор. Пора уже выговор писать на тебя. Да боюсь, у меня бумаги не хватит.

— Чем могу помочь, товарищ капитан?

— Генерал Льюис интересовался, как ты тут, адаптировался ли ты, хорошо ли себя чувствуешь. Он переживает за тебя.

Фил закатил глаза. Вдобавок ко всему, он даже не знал, что ответить — что вообще стоит сказать.

— Передайте ему, что я мёртв внутри.

— Не очень-то оптимистично, Фил.

— Какой, нахуй, оптимизм после всего того дерьма, что случилось со мной и моими товарищами?

Капитан Джейн поникла, отвела взгляд. Фил не видел, но слышал, как она шаркает пушистым хвостом по полу, точно метёлкой, выражая волнение, разочарование и тревогу.

— Я прекрасно тебя понимаю, Ригер. Всё-таки у меня там погиб сын… Этот факт острым холодным ножом кольнул Фила где-то в районе груди, настолько сильно, что на мгновение стало тяжело и больно дышать. Роджер Тейлор был его другом ещё со школьной скамьи. Фил с огромным усилием сдерживал распирающие его чувства и эмоции, отчего у него задрожали руки и задёргалась губа. Вина, его душила вина, что он ничем не смог помочь: Роджера подорвали магическим снарядом, а Фил не успел его прикрыть, из-за чего чёрного кота в буквальном смысле разорвало на две части. И ещё несколько минут он оставался жив, молил о помощи, захлёбывался в крови, а его оторванная нижняя половина тела изредка побивалась в остаточных судорогах. Фил помнил это сейчас так, будто бы этот эпизод снова происходит на его глазах. Чтобы его лучший друг не мучился, Фил собственноручно убил его выстрелом в голову.

Руки затряслись ещё сильнее. Он защёлкал зубами. Джейн лишь оставалось с выпученными глазами на него смотреть, но тут она всё же вывела его из ужасных воспоминаний:

— ФИЛ! Всё хорошо! Ты сейчас здесь. Не там. Успокойся.

Он довольно-таки быстро взял себя в руки, хотя неприятная сковывающая дрожь вновь и вновь ещё несколько минут прокатывалась по всему телу, сопровождаясь то подступающим, то исчезающим чувством тошноты.

— Я читала твой отчёт… ты… поступил правильно. И ты сделал всё, что мог. Отпусти уже это.

— А вы отпустили? — его вопрос был больше похож на выпад защищающегося зверя.

Джейн покачала головой. — Я стараюсь жить дальше. Думаю, этого бы хотел мой сын.

Повисло неловкое молчание. Гнетущая пустая тишина, которая в ушах Фила стала перерастать в омерзительный дребезжащий звон, доносящийся из ниоткуда. От дискомфорта он сжал зубы, стараясь хотя бы в лице и теле не подавать виду, что что-то не так.

— Я вообще, конечно, хотела бы с тобой поговорить о том, что произошло там, — осторожно начала Джейн, врываясь расплывчатым эхом в ту самую звенящую в ушах эльфа тишину. — Но если ты не в состоянии, то мы закроем эту тему. — Что вас интересует, капитан? Помимо того, что я написал в отчёте, — сдержанно отозвался эльф, уставившись в пустоту.

— В твоём отчёте сухие факты и ничего о моменте перед взрывом и после него.

Фил тяжело сглотнул.

— На тот момент, когда мы составляли этот отчёт, я едва ли что-то помнил о том, что было после. Что было перед всем этим кошмаром, за минуты, я ни черта не помню. Совсем. Пустота. Все мои воспоминания оборвались на моменте, когда я прострелил вашему сыну башку. В больнице, под всей той наркотой, что в меня кололи, я начал вспоминать кое-что, что было после. Но отчёт был уже отправлен. Да и не было у меня желания его дополнять тем, что мне начало сниться каждую грёбанную ночь. Каждую ночь.

Фил буквально рухнул на колени, едва успев упереться лицом в раскрытые дрожащие ладони. Джейн обеспокоенно подскочила.

— Всё хорошо, капитан, — очень хрипло, неестественно для себя, пробурчал он словно на последнем издыхании. Захлёбываясь собственными воспоминаниями и отчаянием, вызванным неизгладимым ужасом, который он предпочёл бы не вспоминать никогда. Но какая разница? Всё равно он снова увидит всё это этой ночью, когда попытается уснуть. Фил продолжил, не поднимая головы: — Разруха, творящаяся там, была не самым страшным, что я помню. Я помню, как полумёртвый, будто бы во сне, я брёл через эту горящую чёрную пустошь… сначала ни души, никого. Мне казалось, что я умер и попал в то, что люди зовут адом. Мне даже казалось, что я слышал какие-то демонические завывания со всех сторон, капитан. Я правда начинал верить, что меня уже нет, и я в самом настоящем аду. Но знаете, что ещё я вспомнил? Чем дальше я шёл, тем чаще я стал встречать то, что можно было бы назвать живыми мертвецами: тела моих товарищей и сослуживцев…

Фил с трудом сдержал рвотные позывы. Джейн подскочила к нему, положила руку на плечо.

— Всё, достаточно. Я тебя поняла, Фил. Это действительно ужасно.

Но её слова звучали, как мираж, как искажённое отражение реальности в этом уродливом скрипучем мире, наполненном тягучим, застилающим всё мраком, который с невероятной и невыносимой тяжестью ложится на всё тело, не давая ни дрогнуть, ни вздохнуть. Фил даже не понял смысла и значения её слов. Вместо этого он вернулся в тот самый ад на земле. Пустошь, окутанная дымом и тьмой, огненные вихри, вздымающиеся над обожженной землей и разрушенными в пыль домами. И бредущие в никуда живые мертвецы с отваливающейся, сгоревшей до углей плотью. Они уже не должны были быть в живых, но они продолжали куда-то идти, очевидно, в поисках своих душ, которые покинули эти бурые изуродованные тела быстрее, чем сама жизнь, треплющаяся в тканях. Фил не мог поверить, что эти люди были всё ещё живы. Не хотел. Даже думать о таком не было ни малейшего желания, осознавать то, в каких муках они продолжали умирать, если были всё ещё