Шана не раз обвиняла Чака в том, что он не поддерживает ее в работе. В первые месяцы их брака он так много времени проводил в разъездах по делам компании, что это начало сказываться на их отношениях. Чак убедил ее взять отпуск, чтобы поехать с ним. Несколько месяцев отпуска превратились в год, и ее должность занял новый сотрудник. А потом они переключили свое внимание на лечение.

Конрад раскинул руки, словно сдаваясь.

— Ну конечно, если она сможет найти Миллу Джонс, тогда я согласен. Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы помочь ей.

— Спасибо, Конрад, — сказал Чак. — Ей нужно дело, чтобы отвлечься от своей амнезии.

Конрад оперся на локти.

— Как она?

— Обеспокоена, — признался Чак.

Тихий шорох со стороны коридора привлек его внимание — послышался звук шагов, скрип полуоткрытой двери. Он посмотрел поверх экрана ноутбука, в глубину плохо освещенной комнаты.

Шана стояла у двери. Светлые волосы распущены. Прекрасна и обольстительна, как всегда. Но глаза…

Будучи женатым на Шане почти четыре года, Чак слишком хорошо знал этот взгляд.

Шана сдерживала себя силой воли.

Как. Он. Смел.

Она задержалась на пороге кабинета — их общего домашнего офиса. Ее кровь кипела от гнева.

Знал ли ее этот человек после пяти лет совместной жизни? Неужели он подбросил ей это жалкое дело, чтобы отвлечь? Как будто это решит чертову проблему.

Сжимая дверную ручку, Шана почувствовала, как ее щеки пылают. Свечение экрана ноутбука сделало Чака невероятно похожим на викинга — еще более внушительным, широкоплечим, с квадратной челюстью, поросшей темной щетиной.

Она спустилась вниз перекусить, чтобы хоть как‑то унять свои чувства после их столкновения на пороге спальни. Конечно, она не смогла удержаться и пошла на пьянящий звук его голоса.

Жаль, что его слова не соответствовали ее настроению.

Шана с яростью переступила порог и крепче запахнула махровый халат.

— Так ты просто пытаешься меня отвлечь?

Чак снова посмотрел на экран.

— Конрад, Бродерик, я свяжусь с вами позже. Закрыв ноутбук, Чак оттолкнулся от стола.

— Не знаю, как много ты слышала, но…

— Я слышала достаточно, чтобы знать, что ты попросил меня помочь в расследовании только потому, что хочешь занять меня чем‑то. — Шана замолчала, чтобы перевести дух; от гнева у нее закружилась голова. — А не потому, что действительно веришь, что я могу предложить что‑то ценное.

Чак принял удар, изучая ее лицо. Его зеленые глаза пронзали ее насквозь, заглядывали в душу.

Шана скрестила руки на груди, бросая вызов.

— Ты хочешь знать правду? Прекрасно. — Чак подошел к столу, сел на его край. — Я хочу, чтобы ты отдохнула и посвятила свою энергию исцелению, для себя и ребенка. Представляешь, как ужасно было видеть, как ты теряешь сознание и не можешь прийти в себя?

Гнев отступал, сменяясь влечением. Шана не могла вспомнить это событие, но могла представить его.

— Мне жаль, что ты прошел через это. Но наверняка тебе известно, что беременные женщины иногда теряют сознание.

Чак молчал, на его лице застыла горькая усмешка.

Он что‑то скрывал. О, как же она ненавидела неравенство в том, что он знал все, пока она оставалась в неведении. Каково было бы встретиться с ним на равных?

Шана продолжала злиться, но понимала, что притяжение между ними нарастает. И это отвлекало ее, мешало докопаться до сути. Между ними что‑то было не так, и ей нужно было с этим разобраться.

Ее навыки детектива обострились, она понимала, что разгадка близка, однако следовало сохранять спокойствие. Глубокий вдох. Шана должна была все выяснить, ради своего будущего с этим человеком. Ради ее ребенка.

— Ты знал, что я беременна, не так ли? Или нет? — Шана села в кресло рядом с ним; истина стала слишком очевидной. — Ты не знал о ребенке. Почему я тебе не сказала?

Чак провел рукой по затылку.

— Подозреваю, из‑за неудачных попыток ЭКО и выкидыша. Ты не хотела вселять в меня надежду раньше времени.

— В этом есть смысл.

И все же ей казалось, что за этим скрывается нечто большее.

— Ты говоришь скептически.

— Я говорю как человек, который не знает тебя достаточно хорошо, чтобы составить мнение о том, достоин ты доверия или нет, — заявила Шана, склонив голову. Она видела, как напряглась челюсть Чака. — Ты сердишься.

Любопытно, почему у него такая реакция?

— Мне не нравится, что мои слова подвергают сомнению, — сказал Чак жестко. — Я просто хочу лучшего для тебя, для нас.

Шану накрыла новая волна раздражения.

— И это включает в себя отвлечение матери твоего ребенка работой?!

— Я уважаю твои навыки. Всегда уважал. Ты обладаешь профессиональным чутьем.

Чак говорил искренне. Тем не менее Шана чувствовала необходимость продолжить «допрос».

— Значит, я работала во время нашего брака? Где мой офис?

— Ты работала первый год, пока мы не решили завести детей.

Итак. Ей пришлось отказаться от карьеры, оставить дело, которое она так любила? Еще один удар, о котором она даже не подумала.

— Я не работала три года?

— Ты иногда консультировала. Курировала благотворительные проекты. — Чак улыбнулся, вспоминая о чем‑то приятном. — Ты организовала невероятные мероприятия по сбору средств. Но если ты больше не желаешь этим заниматься, в нашей семье есть женщины, которые могут продолжить начатое.

— Твоя мать‑домохозяйка? Твоя сестра финансовый директор? Или, может, твоя сводная сестра?

Шана не позволила его улыбке сбить ее с толку и продолжала хмуриться.

Чак отошел от стола и опустился перед ней на одно колено.

— Ты пытаешься спровоцировать меня на ссору?

— Это то, чем мы занимались раньше? Мы много ссорились?

Шана хотела высвободить что‑то осязаемое из своей памяти, чтобы вспомнить последние пять лет с этим мужчиной, важным для нее настолько, что она согласилась выйти за него замуж, отказалась от своей карьеры и пыталась завести с ним детей.

Чак взял ее руку в свою, крепко сжал.

— Я понимаю, что потеря памяти должна быть… невыносимой. Узнать, что ты замужем, бросила работу, должно быть, тяжело. Узнать от других, что носишь ребенка, это более чем несправедливо. Но позволь тебя заверить, я хорошо помню, как и когда мы сделали этого ребенка.

Все ее тело вспыхнуло жаром. Не было никаких сомнений — их связывала не только беременность.