Приводя к общему данные о лесах западной окраины вольностей запорожских казаков и исключая из этой окраины леса Черный и Чуту, видимо не принадлежавшие де-юре запорожским казакам, мы находим, что эта окраина не отличалась лесной растительностью и была по преимуществу степной. «Записки Одесского общества истории и древностей» повествуют: «От севера к устью реки Буга лесов довольных нет, только по балкам местами растут яблони, груши, шиповник, хмель, виноград, крысберсень, вишня, ивняк, осокорь, боярышник, гордина, а более всего – терновник, все редкими кустарниками»[65].

Соответственно правому шли леса и по левому берегу Днепра; здесь начало их у устья реки Орели, а конец – у Днепровского лимана; все это пространство земли заключало в себе около 6200 десятин леса, в одних местах шедшего сплошь, в других – с большими промежутками; сверх этого по левому берегу Днепра рос знаменитый Великий Луг, тянувшийся беспрерывно на протяжении около 100 верст длины при 25 верстах наибольшей ширины, а ниже – его знаменитая Геродотова Гилея, тянувшаяся с большими перерывами, около 180 верст, до города Алешек. Как в Великом Луге, так и в Гилее росли громадные деревья с преобладанием дуба над другими породами деревьев; о величине деревьев здесь можно судить по тем окаменелым дубам, которые находятся теперь в Великом Луге. Дубы эти свидетельствуют, что настоящие днепровские леса – только ничтожная пародия на те исполинские леса, которые некогда своей могучей головой осеняли широкий Днепр.

По обоим берегам Днепра такие же леса росли по островам реки; всех островов на реке Днепре в пределах вольностей запорожских казаков считалось 265, и из них большинство покрыто было лесом – чаще всего лозой, шелюгом, реже осокорями и еще реже – дубами.

К северо-востоку и юго-востоку от левого берега Днепра, в паланках Протовчанской, Орельской, Кальмиусской, Самарской, теперешних уездах Новомосковском, Павлоградском, Бахмутском и Александровском леса росли так же более по берегам рек, по склонам балок и байраков; в этой области самыми лесистыми местами были берега рек Орели и Самары. Орельские леса служили границей между вольностями запорожских и владениями украинских казаков. В пределах запорожских казаков они шли узкой полосой по левому берегу Орели (леса по правому берегу принадлежали гетманским казакам), начиная от впадения в нее речки Богатой и кончая устьем ее, что составляло на протяжении 142 верст около 5690 десятин леса; преобладающей породой в орельских лесах был дуб, достигавший здесь свыше шести аршин в окружности, до одного аршина с десятью вершками в диаметре; кроме дуба росли берест, ясень, клен, верба, дикие яблони и дикие груши. К востоку от орельских лесов, на расстоянии прямой линией около пятидесяти верст, по обоим берегам реки Самары, росли самарские леса; это – главная заповедная роща запорожских низовых казаков. Самарские леса тянулись на протяжении 182 верст при 20 верстах наибольшей ширины и по справедливости считались «знатными», «несходимыми» и «невидимыми» лесами, в своем роде «муромскими дебрями». «Река Самара, – писал в 1637 году французский инженер Боплан в своем «Описании Украины», – замечательна чрезвычайным богатством в лесе, так что едва ли какое-либо место может сравниться в этом с окрестностями Самары»[66]. В 1675 году, во время предполагавшегося похода на Крым московского ополчения, под предводительством князя Григория Ромодановского, и казацкого войска, под начальством гетмана Ивана Самойловича, решено было идти, как сказано в «Актах Южной и Западной России», «ниже посольской дороги на Самару для того, чтобы войску в водах и дровах утруждения не было»[67]. В 1682 году московские послы Никита Зотов и Василий Тяпкин сообщали, что на всех вершинах рек Орели и Самары и в степях близ них «суть великие дубравы и леса, и терники, и тальники, и камыши»[68]. В 1766 году очевидец секретарь Василий Чернявский писал, что из самарских лесов запорожские казаки не только строили все свои дома и зимовники, но в 1756 году, после бывшего в Сечи пожара, обратившего большую часть ее в пепел, все казацкие курени, купеческие и мастеровые дома сызнова построили и «всегда на согревание и на прочие свои потребности дрова употребляли»[69]. Самарские леса состояли из деревьев самых разнообразных пород – ясеня, клена, липы, береста, груши, яблони, сосны, терновника, орешника, с преобладанием, однако, как и на Орели, дуба. Между деревьями леса, особенно вблизи речек, были обширные луга, сенокосы, озера, болота, покрытые высокими камышами и непроходимой травой; по лугам паслись дикие козы, кабаны, туры, в чем убеждают нас и в настоящее время находимые здесь турьи рога. То, что сказано было о самарских лесах 250 лет тому назад Бопланом, – почти то же можно сказать о них и в настоящее время. Несмотря на варварское обращение местных владельцев с самарскими лесами, они все же поражают человека даже и в настоящее время и особенной высотой, и особенной толщиной своих деревьев: в них и теперь растут сосны, имеющие в обхвате 6, дубы – 9, а вербы – 10 аршин. Что же тут было в далеком прошлом? Об этом можно судить по тем окаменелым гигантским дубам, которые находятся в разных местах на дне русла реки Самары. Таких дубов можно видеть целую сеть, при понижении воды в реке, близ села Вольного. В настоящее время самарские леса тянутся на протяжении около 100 верст по обеим сторонам реки Самары, с некоторыми, однако, перерывами, начиная от того места, где Самара принимает в себя речку Волчью, на границе Новомосковского и Павлоградского уездов, и кончая выше местечка Игрени при устье ее.

К востоку от Самары шли небольшие леса по речкам Нижней Терсе, Соленой, Волчьей, Ганчулу, Янчулу, Мокрым Ядам, Бахмуту, Кальмиусу, Нальчику, по склонам Азовского моря и по некоторым степным оврагам и пустошам; из всех этих лесов самые большие были Дибривские на речке Волчьей, где считалось всего лесу до 425 десятин, с преобладанием дуба над другой лесной растительностью; потом Бахмутские, имевшие до 100 000 десятин протяжения, но едва ли, однако, принадлежавшие запорожским казакам, и, наконец, так называемый Леонтьевский буерак, у южной границы теперешнего Славяносербского уезда, некогда составлявший с соседними лесами земли войска Донского одну сплошную лесную дачу. Остальные леса все вместе составляли около 400 считаных десятин и большей частью были мелкой породы, «чагары и тальники».

Из общего обзора лесов в Запорожском крае следует прямой вывод – тот, что земли, доставшиеся запорожским казакам, носили характер но преимуществу степной: на пространстве степей длины в 425 верст и ширины в 275 верст или на 11 000 000 приблизительного счета десятин земли каких-нибудь 800 000 приблизительного счета десятин леса слишком недостаточно для того, чтобы давать целой стране характер лесного края[70]. Впрочем, нельзя умолчать и о том, что во время запорожцев лесов было больше, нежели теперь, и в начале исторического существовании казаков больше, чем в конце; причинами уменьшения количества лесного пространства были здесь чисто случайные явления: пожары и истребления татарами, поляками, русскими во время больших походов, местными обывателями во время построения городов, при существовании Запорожья – новосербами, славяносербами и слободско-украинским войском, а после падения Запорожья – местными обывателями Новороссии. Причины истребления леса отчасти указаны были еще в прошлом столетии тем же Чернявским: «Оттого, что бор несколько крат горел, а наипаче от татарского в оном зимования и без разбору порубления, все знатные леса гораздо редки стали. Во всех тех местах – Самаре, Конке и Кальмиусе – леса крайне разорены не только огреванием от строгости зимы, кормлением скота, порубленными верхушками и ветвями дерев, употреблением на постройку для скота загородов и вывозом в свои аулы немалого числа лесу, не обходя и садовые деревья; но и насильным забранием при нескольких зимовниках заготовленных на строение колод, брусьев и досок, которые они в свои степные аулы, под прикрытием татар, привозили. Сии дикие и голодные народы около зимовников и на лугах выбивают травы и истравляют сено, разоряют молодой лес, через всю зиму крадут и грабят все, что только могут… заготовленный к строению лес, не щадя и садовых деревьев. Один из мурз, прошедшей весной (1765 года), забрав найденный при некоторых зимовниках заготовленный на строение лес, на сорока возах, с пятьюдесятью вооруженными татарами сам до своих аулов проводил, отбивая казаков, в провозе препятствовать хотящих». Немало истребили леса новосербы, славяносербы и казаки слободско-украинской линии, преимущественно с 1752 по 1769 год[71], а также первые поселенцы Новороссии, после падения Сечи, при постройке разных городов – Елисаветграда, Бахмута, Екатеринослава, Херсона, Николаева, Одессы, Севастополя, Алешек, Никополя и др. Сами помещики, получившие после запорожцев земли в Новороссии, частью даром, частью за ничтожную плату казне, также много извели лесов или вследствие неправильного ведения хозяйства, или же – вследствие дробления больших лесных участков на малые, достававшиеся нескольким лицам сразу и вновь разделявшиеся ими на другие мелкие участки, и за ничтожностью их истреблявшиеся до основания[72].