Комендант вздрогнул и быстро глянул на меня. Понял, что я намекаю на его ночную беседу с Доктором.

– Или, скажем, каких-нибудь чертежей или схем?

– Нет, ничего. Но мы все равно должны найти этих людей, – ответил глава станции. – И вам четверым следует выступить как можно скорее.

А к чему такая спешка, товарищ комендант? Почему вы так не рвались снаряжать группу на поиски пропавшей в туннеле дрезины? Вернее, сама дрезина-то нашлась, а вот пассажиры, простые, мирные жители с «Маршальской», исчезли прямо в перегоне, будто их и не было. Почему было не поискать их?

Пока Николай обрисовывал нам план действий, я то и дело бросал на него быстрые взгляды. Не смотрит на меня. И вообще ни на кого.

Только когда все вышли из кабинета, я еще раз спросил коменданта, что все-таки происходит: Ведь кто-то же должен знать правду. Хотя бы один человек из отряда.

– Поймите, чтобы знать, как действовать, хотя бы кто-то из нас должен видеть все карты, – убеждал я его. – Иначе мы рискуем допустить крупную ошибку. Вы и сами должны это понимать.

Тот молчал.

– Что они несли с собой?

– В том отряде был мой сын, – ответил Николай и снова отвернулся к карте на стене.

Блокпост на «Площади Ленина» можно было весьма и весьма условно назвать линией обороны. Никаких заграждений, мешков с песком, прожекторов, ворот, баррикад – ничего. Даже шлагбаум эти остолопы не посчитали нужным поставить. На двухсотом метре у небольшого костра нас встретили двое дозорных, лишь один из которых крепко держался на ногах. Второй пошатывался, распространяя вокруг себя крепкий сивушный дух.

Они заметили нас, когда мы подошли почти вплотную, несмотря на яркий свет наших фонарей.

– Стой! – просипел один из «дозорных», потрясая странным ружьем, явно собранным непонятно из чего каким-то местным мастером – Стой, гады! Стрелять буду!

Взглянув на Зарю, поглаживающую затвор автомата, как любимого котенка, я усмехнулся. У нее явно появилось страстное желание наделать в забулдыге лишних дыр.

Мне как командиру отряда пришлось выйти вперед и, убрав автомат за спину, с поднятыми руками подойти к костру, возле которого расположились двое мужчин. Взглянув на руки одного из них, я насчитал на них по шесть пальцев.

– Вы кто такие? – икнув, спросил тип с самодельным оружием.

Мой взгляд скользнул по фигуре, размахивающей передо мной стволом. Рост – метр в кепке и в прыжке, ладошки потные о штаны вытирает, глазенки от страха бегают, и все в туннель, в туннель заглядывает, на ребят и на меня смотрит.

– Мы с «Проспекта». Просто хотим пройти, – максимально добродушным голосом ответил я.

То, что дозоры «Площади» в туннелях, ведущих к Проспекту, не отличались ни боевой подготовкой, ни серьезным вооружением, не означало, что эти люди не представляют угрозы. Многие на станции имели отношение к криминалу, каждый второй житель «Площади» был членом какой-нибудь группировки. И разные мелкие сошки вроде тех, с которыми мы встретились в туннеле, могли пустить в ход оружие по любому поводу. Они напоминали озлобленных тявкающих шавок, способных перегрызть тебе глотку за один нехороший взгляд. А вот те, кто поднялся в местной бандитской иерархии повыше, уже не разбрасывались ножами и пулями направо и налево. Зачем, если есть такие вот «шестерки», которые с радостью замарают руки чужой кровью вместо них?

– А пропуск у тебя есть? – протянул другой дозорный, поднимаясь со своего места и оглядывая меня мутными красными глазами. – И что это за падаль?! – вскричал он, тыча стволом пистолета в Бродягу.

До этого момента тот смирно сидел у моей ноги. Однако теперь зарычал, оскалился и угрожающе двинулся к парню. Тот в свою очередь заверещал еще громче и трясущимися не то от выпитого самогона, не то от страха, не то от всего сразу руками попытался передернуть затвор. Я крепко схватил Бродягу за поводок и оттащил в сторону.

– Спокойно, это мой пес. Не пугай его, и он тебя не тронет.

– Убери его, или пристрелю! – вполне членораздельно произнес красноглазый.

Кажется, от страха с него в момент слетел весь градус.

Бродяга зарычал и рванулся с поводка. Однако теперь он рычал не на дозорного, а скалил зубы, уставившись всеми тремя глазами на неприметную дверь в хозяйственное помещение. Кажется, раньше рабочие метро хранили там свои инструменты. Роман и Ермолов беспокойно переглянулись, Заря звонко передернула затвор. Дозорные замолкли и тоже уставились на дверь. Коротышка, кажется, не отличающийся особым умом, хотел было пройти вперед и посмотреть, что такое могло взбудоражить странного пса, но красноглазый остановил его. Я обратился в слух, пытаясь уловить малейший звук из темного проема.

– Спусти своего урода с поводка, скажи ему «Фас»! – потребовал красноглазый, оглядываясь на оскалившегося Бродягу.

– Эдик скорее тебя туда закинет, – процедил Ер-молов.

В черноте дверного проема что-то зашевелилось, но даже с фонарем я ничего не мог разглядеть, только какое-то непонятное движение и шорох. Как будто перья задевали бетонные стены. Я вгляделся в черноту перед собой. Там, в комнате, точно что-то было. Мрак еле заметно шевелился, словно по полу бывшего склада ходила небольшая фигура. По полу отчетливо шуршали перья. А уж когда из темноты послышалось вкрадчивое хихиканье, я почувствовал, как по телу пробежала дрожь.

– Вы слышали? – шепотом спросил я и медленно, держа дверной проем на прицеле, двинулся в темноту.

– Нет, – ответил Ермолов, стоявший к проему ближе всех.

– Я тоже ничего не слышу, – удивилась Заря.

Хихиканье зазвучало снова. Бродяга зарычал громче.

– Ну вот, сейчас! – я обернулся к своим.

Рома покачал головой.

Тишина.

Луч фонаря осветил стены комнаты, покрытые слоями облупившейся краски, напоминающей чешую. На полу тихо ржавели какие-то части непонятных механизмов, а на потолке сиротливо висел одинокий провод. И больше ничего. Комната была пуста. Ни других дверей, ни люков в полу, ни трещин, куда можно было бы забиться, – ничего. Но ведь я совершенно отчетливо слышал тихий смех и шорох.

Бродяга принюхался, сощурил третий глаз и без опаски вошел следом за мной. Обнюхал несколько лежащих на полу шестерней размером с кулак, чихнул от попавшей в нос пыли и деловито вышел обратно в туннель.

Шагнув следом за ним, я наткнулся взглядом на Зарю. Она стояла у проема и в упор смотрела на меня. Слишком пристально.

– Показалось, наверное, – я широко улыбнулся.

А внутри что-то неприятно скрутило. Я ведь точно слышал это мерзкое хихиканье. Бродяга тоже не станет рычать ни с того ни с сего. Так куда же делось то, что затаилось в темноте? Растворилось в ней, как в кислоте? Исчезло?