Хотел сначала пройти как положено, а навки в спину толкнули — напрямую иди, не удержать людей ягодами долго. Шагнул я напрямую, стабилизаторы разложил, где нужно, ключ в землю и начал открывать. Пошёл процесс, а из лесу новые туристы показались. Навки только руками развели — где на всех ягод набраться, — а сами в нетерпении смотрят, кулачки жмут: быстрее, быстрее… Я и сам смотрю — время поджимает, народ всё ближе, а настройки поторопить я никак не могу…

Слава богу, застряли туристы на обманке, пока кругами ходили, я завершил всё. Ключ с облегчением достал, выдохнул так: успел, а навки с визгами восторженными уже кинулись по тропам новым.

— Ключ верни, не забудь! — только крикнули.

А то я не знаю.

Погулял ещё, воздухом чистым подышал, полюбовался, как заработало всё, да и пошёл обратно. В лесу по пути место укромное нашёл, ключ там оставил.

А можжевельник навки мне всё-таки нашли. Предлагали сначала грибами да ягодами откупиться, а куда они мне в дороге? Отказался я от замены, и подсуетились они всё же: старшая с них потребовала расплатиться, как положено. Я на них и сердиться перестал. Нечисть и нежить доброе тоже понимает и добром платит, как умеет.

Ветку я с собой забрал. Дома она у меня, об отпуске напоминает.

История пятая. Монастырь

Не думал и не гадал я, что третьим моим делом помощь человеческим душам окажется. И не просто душам, а… Впрочем, обо всём по порядку.

Это я, дикий человек, из города на живую природу попал, с водяными да навками знакомство свёл. Люди сюда за другим ехали: святому месту поклониться да в храме помолиться. Меня туда и не тянуло вовсе — чуждо мне в людях напускное да фальшивое. Я теперь многое видел.

Но сам храм мне понравился. Суровый такой, серьёзный. И обычаи тут суровые были — часть экскурсии я послушал. Монастырь старинный, из тех, что давным-давно строились ещё как крепости. Башни у него осанистые, мощные, стена вокруг высокая, крепостная, а сам храм да всё монашеское хозяйство внутри. С уважением я к нему отнёсся. Стоит себе и стоит в красивом месте. Он мне не мешает, и я его своей натурой не тревожу.

Почти день я мимо него ходил: как-никак главная святыня, все дороги к нему, а к вечеру поманило меня к одной башне подойти. Удивился, что души монахов зовут: я им не мешал, своими делами занимался. Даже во двор внутренний как турист не заходил за пирогами да питьем в лавку монастырскую, на соседней улице в такой же лавке брал. Пироги из печи, квас и морс на ягодах местных — где ещё такое попробуешь? Ну да ладно. Подошёл, ладонь на гранитные глыбы положил послушать, зачем звали, и духи ждать себя не заставили.

Монах явился, в клобуке, старый, борода длинная, седая. Старцев так рисовали, я видел. Не поздоровался — не в радость ему со мной разговоры разговаривать, а видно, прижало их совсем.

— Сказывают, — говорит, — ты души отпускать можешь.

— Могу, — отвечаю. — А что? Кого отпустить надо?

Он руки сложил смиренно, а вижу: через себя переступать ему приходится. Да ладно, я не гордый какой, язвить на тему не буду.

— Братьев, — отвечает с облегчением. — Давно они тут мучаются, уйти не могут.

Пригляделся я, прислушался: и в самом деле много душ страдающих, и срок почти у всех давно вышел. И давно они тут мучаются, некоторые чуть не с основания монастыря. А уйти и в самом деле не могут — заперт монастырь на уход. Случайно ли, намеренно так вышло — и не разберёшь так сразу, много понамешано.

— Неужто своих никого нет? — Я опять к монаху обратился. — У вас же тут земля святая, чистая, вы же тут схиму несли.

— Нет, — головой покачал. — Грешны мы были. А сейчас и подавно чистых духом нет. Некому отпустить. И уйти не можем. Заперты мы.

— Ладно, — говорю. — Обещать не буду, посмотрю, чем помочь вам смогу.

Он кивнул благодарственно, а я от башни отошел, прошёлся вдоль стены туда-обратно, к монастырю прислушиваясь да настраиваясь. Не приходилось мне ещё такое делать, хоть бы подсказку какую, с чего начать…

А души ждут: я хоть и не святой, а им, как-никак, надежду дал. Нехорошо будет, если дело не сделаю, их зря обижу. По-человечьи попросили ведь, по-доброму.

Посмотрел ещё раз, прикинул, что да как, к себе прислушался, ответа поискал и сообразил: мне все щиты снимать и не нужно, только канал открыть, как воде в плотине. Душам хватит уйти, и мне по силам.

А как это понял, так и способ осознал. След мой останется, конечно, но куда деваться, иначе не выйдет у меня ничего. Огляделся окрест, траву свою именную нашёл, остальные для ключа сразу подобрались, мелодию напел себе и пошёл работать.

С первой башни и начал сразу. Дело-то недолгое — нужными ключами двери открыть. Иду себе, травы собираю каждой башне свои, мотивчик заклинательный мурлыкаю под нос, а за спиной слышу, как души в небо уходят, и хорошо так становится, благостно… Паломникам не до меня — у них служба, а до туристов мне дела нет: им делать не хрен, ходят — пялятся, а у меня работа.

Обошёл весь монастырь против солнца, на первой башне кольцо замкнул, на труд свой поглядел: красота! Куда лучше вышло, чем я ожидал. Башни открыты, стены тоже, души в сиянии в небо чистое уходят, только те остались, кто ещё срок свой не отбыл. Да и им веселей стало — надежда появилась уйти, как время придёт.

Монах тот задержался, ко мне подлетел. Аура светлая, солнечная, хоть одеяние чёрным осталось.

— Благодарим тебя, — улыбнулся так скромно. — Благословил бы, да не могу: не в нашей ты епархии.

— Да не страшно, — отвечаю. — Вы по-доброму попросили, я по-доброму и помог. Живите теперь.

Он снова улыбнулся тихонько и к своим на небо отправился. А я на валун здоровый лёг, что возле родника был: на солнце греться, силы восстанавливать. Народ идёт мимо, косится, а не пристаёт никто, да и ладно.

Отогрелся, в монастырский двор зашёл — не через главные ворота, а боковые, для местных нужд, — пирогов взял, кваса, перекусил и дальше гулять отправился: деду подарок какой поискать.

Но осталось у меня ощущение, что придётся ещё к монастырю вернуться. Не закончена моя работа тут.

Чутьё меня не подвело.