Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через несколько дней я поняла, что время измеряется не сутками, часами и минутами, а кучками камней. Прошла одна куча. Другая. Третья… Было славно по утрам окидывать взглядом наш каменный календарь. Вот если б Бахшанда не лютовала. Она маму невзлюбила, придирается ко всякой мелочи. Не туда воду после стирки вылила. Не так села. Не так встала. Перечислять противно. Недавно – не помню, в какую именно кучу, – опять завела:
– Вера, ты хоть какое-нибудь дело хорошо сделать умеешь? Опять всё испортила. Сказали верблюду: «Подмигни», а он огород разорил.
Я вступилась:
– Тётушка, не говорите грубо с моей мамой.
Она и ухом не повела:
– Ты, Вера, даже дочь не сумела научить, как со старшими разговаривать.
Я сказала:
– Если чем-то недовольны, меня ругайте. Маму не троньте.
Она упёрла руки в бока.
– Эге, корова легла, телёнок встал.
Я крикнула:
– И она вам не корова!
Она рукой махнула:
– Ты как твоя мать. Неумелая, невоспитанная.
Дядя Джоруб попытался её урезонить:
– Женщина, оставь девочку в покое. Хоть с детьми не воюй.
Она как с цепи сорвалась:
– Дети?! Что вы про детей знаете? Если чего не узнали, у своей бесплодной жены спросите. Вы, коровий врач, тысячи коров осеменили… Почему жену осеменить не можете?
Я думала, дядя Джоруб её убьёт. Побледнел, кулаки сжал, но сдержался, повернулся и ушёл. Она крикнула вслед:
– Или эту белую русскую корову оплодотворите. Пусть ещё одного невоспитанного ублюдка родит.
Как хорошо, что мама не понимает по-таджикски.
Слышал я – старики рассказывают, – что в древности овцы могли говорить как люди. Пас их святой пророк Ибрагим, а пастбища в те времена были райские – ведь и экология была совсем другой, не такой, как нынче. Говорят, овцы спустились к людям с небес, а потому они – животные из рая. Но они даже райской экологией были недовольны. Хором кричали: «Трава невкусная. Вода солёная». И святой пророк вёл отару в другую долину, но капризные животные ворчали: «Плохо, всё плохо. Найди для нас пастбище получше». В конце концов святой Ибрагим устал слушать бесконечные жалобы и в гневе лишил овец дара речи.
Честное слово, иногда сожалею, что язык не отобрали также у женщин. Уши болят от их свар. Когда я решил увезти Веру с детьми к нам в Талхак, то помыслить не мог, что жены покойного брата начнут меж собой войну. Что им теперь делить? Но, как сказал наш великий поэт Валиддин Хирс-зод, соловей Талхака:
Прежде Бахшанда воевала с Дильбар за женское главенство в доме. Теперь, когда появилась Вера, началась новая война. Я много раз наблюдал такое у коров, когда в стадо пускают новенькую. Старожилки толкаются, трутся боками, пока не выяснят, какое место ей занять. Пастухи не вмешиваются – среди коров не проведёшь партсобрание, им не прикажешь: «Вот эту уважаемую корову к нам из района прислали. Теперь она у вас раисом-председателем будет», или: «Эта тёлка – дочка одного большого быка, уступите ей хорошее местечко». Иной раз коровья война долго идёт. Но я в женские розни не встреваю. Сами разберутся. Не зря сказано: ссоры меж родственниками – что весеннее облако.
Но, может быть, облака рассеются скорее, чем я ожидаю. Вчера приходили сваты от Гиёза, парторга. Сам раис за него Бахшанду сватал. Собрались старейшины нашего кауна. Главный – мой отец, но по такому случаю обращались не к нему, а к папаше невесты, старому Бехбуду. Раис произнёс торжественно:
– Время прошло, душа Умара успокоилась, забыла о земных делах. Хотим посватать его вдову, почтенную Бахшанду.
Старый Бехбуд – человек весёлый, слова без шутки не скажет, но ответил серьёзно:
– Согласно шариату следует подождать четыре месяца и десять дней. Надо убедиться, что вдова не ждёт ребёнка.
– Это верно, – согласился раис. – Однако все мы знаем, что покойный Умар целый год отсутствовал. Откуда взяться ребёнку?
– Ваша правда, но закон есть закон.
– Может, мулло даст разрешение, учитывая обстоятельства.
Старый Бехбуд вежливо удивился:
– О каких обстоятельствах говорите? Почему такая спешка?
– Ваша дочь – женщина видная. Хотелось бы заранее договориться…
Опасаются, что кто-нибудь опередит. Смешно. Неужто вдовцы Талхака наперебой бросятся нашу непокорную пери сватать?
– Мы бы сейчас с вами условились, а брак заключим, когда пройдёт положенный срок.
Старый Бехбуд задумался.
– Иншалло. Как Бог захочет.
Не решился обещать, собственную дочь боится. Будет, как Бахшанда решит.
Так проходят наши дни. А сегодня утром Ибод, мой племянник, закричал во дворе:
– Дядя Джоруб! Эй, дядя Джоруб!
Я вышел к нему. Ибод стоял в воротах, опершись на длинный посох из дерева иргай, закалённый огнём и отполированный временем. Красавец парень, в младшую мою сестричку. Лицо смуглое, гладкое, солнцем и ветром, как пастушья палка вылощенное. Под глазом – огромный синяк. Я встревожился:
– Что случилось?
– Ничего не случилось. Мы овец пригнали.
Я крикнул:
– Эй, женщина, принеси сумку.
Наедине зову жену по имени, но приличия должно соблюдать даже при родном племяннике. Дильбар вынесла кофр с медикаментами. Ибод сумку перехватил:
– Дайте, дядя, я понесу.
Повесил кофр на шею, мы вышли из кишлака и двинулись вверх по тропе, ведущей к большому летнему пастбищу нашего кишлака.
Тот, кто взглянет на наши горы с высоты, увидит длинный каньон Санговар – Каменное ущелье, по дну которого течёт река Оби-Санг. В нижней части каньона, у входа, расположился кишлак Ворух. От середины каньона, как ветка от ствола, отходит на запад Талх-Дара, Горькое ущелье. В нем помещается наше селение Талхак. В верхней части каньона притулился кишлак Дехаи-боло, Верхнее селение.
Большое пастбище (а есть у нас и малое) раскинулось в стороне, словно драгоценный зелёный ковёр. Некогда оно было общим. Наши предки договорились пользоваться им совместно с жителями Верхнего селения. В один год на нем паслись стада Талхака, а в следующий – скот соседей. Но во времена эмира Музаффара некий богач из Верхнего селения силой завладел общей землёй и даже, говорят, ездил в Бухару, чтобы выправить на неё бумаги.
Звали его Подшокулом, но прозывали Торбой. Рассказывают, что приехал Торба в столицу и – прямо к воротам Арка, эмирского дворца. Начальник караула окликнул: «Куда прёшь, деревенщина?!» Торба приосанился гордо: «Иди и скажи эмиру, что к нему Подшокул из Дехаи-боло прибыл». Начальник удивился, послал аскера во дворец с донесением.