Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что касается неформальных отношений на кафедре, то они были вполне благоприятными, когда кафедру возглавлял Всеволод Михайлович. Он мгновенно гасил мелкие конфликты, а для крупных не было причин. За моральным обликом преподавателей в институте следили, родственные связи на кафедре не приветствовались. Но невозможно было запретить любовные отношения между членами кафедры. Они, конечно, скрывались, но в результате все тайны оказывались достоянием многих. Вся информация аккумулировалась у лаборанток, постоянно находившихся в помещении кафедры и внимательно следивших за всеми. Да и сами преподаватели делились с ними своими семейными проблемами, симпатиями и антипатиями.
3.2. Преподавание
Материал лекционного курса «Промышленные здания», который мне предстояло вести, был частично знаком по опыту
проектирования, но не охватывал весь круг необходимых вопросов. К лекциям пришлось довольно основательно готовиться летом, в дополнении к учебникам изучать современный опыт, разрабатывать иллюстративный материал.
Но, несмотря на тщательную подготовку, мой первый лекционный опыт был ужасен, хотя ранее я выступала на конференциях перед гораздо более серьёзной и многочисленной аудиторией. Это произошло оттого, что к понятному волнению перед лекцией добавилось и присутствие зам. зав. кафедрой Льва Георгиевича Осипова, который пришёл на мою первую в жизни лекцию с инспекцией. А его прихода боялись опытные доценты и профессора. Не исключаю, что он просто хотел позабавиться, но у меня от страха и волнения голос звучал неубедительно, а рука не рисовала на доске, как полагается. Мне он не сказал ничего, но отзыв, что лекция прошла неважно, до меня дошёл. Однако на заседании кафедры об этом не было речи, и я была очень рада. Не могу не похвастаться, что впоследствии я справлялась с этой задачей неплохо и в рейтинге лучших лекторов двух факультетов, на которых я работала, неизменно занимала первое место.
Я читала большие по объёму курсы лекций на двух потоках факультета Промышленного и Гражданского Строительства. Потоки были по 120 человек, а аудитории практически не оснащены ничем, кроме доски с мелом. Приходилось постоянно форсировать голос, нужно было быстро и чётко рисовать на доске без вспомогательных линий довольно сложные схемы и детали. В некоторых аудиториях были проекторы, позволяющие проецировать изображения на экраны. Такие аудитории в начале работы заполучить было не просто, но с повышением статуса у меня с этим не было проблем. Кстати, расписание занятий по институту составляла женщина, и от неё зависело надо ли вставать рано и ехать к первой паре в к 8.30 утра или к более позднему времени. Профессорам обычно назначали лекции на вторую пару, к 10 утра.
Держать большой поток в постоянном внимании задача не простая, но дисциплина на лекциях у меня была, можно сказать, идеальной. Как-то мне удалось с самого начала создать имидж строгой, но справедливой преподавательницы. Однажды Лев Георгиевич, который был свидетелем моей первой неудачной лекции, пришёл ко мне на экзамен послушать ответы студентов. А потом с юмором спросил:
— «Откуда они у вас всё знают?»
Конечно, работала я немало, к лекциям добросовестно готовилась, разработала подробные конспекты и собственные, легко запоминающиеся иллюстрации, в частности в виде иерархических структур, которые я использовала в научной работе. Рассказывала и о новинках по публикуемым источникам, и о личных впечатлениях по следам своих зарубежных поездок.
В моём преподавательском опыте было много забавных случаев. Из-за моей былой моложавости меня часто не хотели обслуживать в преподавательском гардеробе, а студенты присылали мне анонимные записки и стихи лирического содержания. Однажды я пожалела одного беззлобного балагура и решила поставить ему «хор» вместо «уд» чтобы он не потерял стипендию. Но ошиблась и поставила «отл». Я иногда исправляла оценки в зачётках, но всегда в сторону повышения, а в данном случае исправление выглядело бы странным. Студент был счастлив, а я переживала из-за несправедливости к другим более достойным студентам, получившим только заслуженное «хор».
3.3. Партия и депутатство
С 7 класса школы я всеми возможными способами избегала любой общественной работы и, уж тем более, никогда не думала о вступлении в КПСС. Этот мир для меня — скрытой диссидентки, внучке раскулаченного и родственнице врагов народа — был чуждым. Большинство же молодёжного состава кафедры состояло в рядах КПСС, другие туда стремились. Однако вступить было не просто. Партийная организация института была большой, более тысячи человек и основную его часть составляли преподаватели. Для соблюдения некоего равновесия с рабочим классом, последние принимались охотно, а первые ждали особого приглашения. И вдруг такое приглашение обрушилось на меня!
Конечно, оно исходило от Любима Фёдоровича Шубина, который задумал продвинуть меня в депутаты Москворецкого Совета народных депутатов. Видя моё полное смятение, В.М. Предтеченский повёл себя благородно и даже смело, сказав, что я могу отказаться и, пока он здесь, со мной ничего не случится. Другой мудрый человек, с которым я советовалась, напротив предупредил, что отказ от такого предложения может сильно испортить моё положение в институте, и не стоит терять интересную работу из-за формального присутствием в партии. Он и сам в ней состоял и уверял, что в наше время требуются только ходить на собрания и платить взносы. Как я потом узнала, такой подход, например в Венгрии, был доведен до совершенства: все преподаватели поголовно вступали в партию и таким образом оказывались равными в ситуации карьерного роста.
В результате мучительных раздумий я всё-таки, «поступившись принципами», приняла предложение 1975 г. В.М. Предтеченский Шубина Л.Ф. Заявление о вступлении в КПСС я составила в таких расплывчатых выражениях, что при его зачтении на собрании кто-то в аудитории выкрикнул:
— «Да ей в профсоюз надо!»
И, действительно, ничего в моей жизни ничего не изменилось, кроме ежемесячных собраний и немалых партвзносов. Зарплата у меня была довольно высокая и к моменту выхода из этих славных рядов, записи в партбилете подтверждали что сумма, выплаченная мною, равнялась, по меньшей мере, стоимости двух машин «Жигули». В самом начале перестройки я пошла в партком и первая из профессорского состава (так мне там сказали с угрожающими нотками в голосе) сдала свой партбилет. Наверняка, потом были и другие, но они это не афишировали. Многие члены партии на всякий случай партбилеты сохранили. Когда в 1991 году произошёл путч, первое, что я подумала: «Больше мне в институте не работать». К счастью, обошлось.
После избрания депутатом меня сразу же назначили председателем территориальной группы, а, после одного из докладов на сессии, предложили